Горелик М.В.
Три племени кавар и савирский всадник
(цитаты)
Кабарская проблематика в настоящее время обретает, на наш взгляд, первостепенное значение в изучении как Хазарского каганата, так и ранней истории Руси, а также венгров эпохи пребывания их в южнорусских степях и "завоевания Родины".
Что касается Хазарского каганата, то, судя по сообщению Константина Багрянородного, кабары, то есть хазары-повстанцы, ополчившиеся на центральную власть и проигравшие гражданскую войну, отнюдь не покинули, как априорно полагают все исследователи, территории хазарской империи: они лишь сосредоточились на подвластных ей до гражданской войны территориях к северо-западу от Саркела, который и был построен как крепость, защищавшая каганат от кабар.
Самым большим центром новой страны, которую условно можно назвать — по политически господствовавшим в ней силам — Кабарией-Угрией, можно считать Салтово. Северными центрами оказываются Киев и Чернигов, особенно первый из городов. Его древняя топонимия совершенно определенно указывает на гегемонию хазар — тюрок по языку и иудаистов по вероисповедованию. Об этом свидетельствуют названия цитадели Киева — сакральное еврейское Шаббат (> тюрк. Шамбат и венгер. Самбат > греч. Самватас) и светское тюркское Манкермен или Манкерц; название горы, на которой располагалась цитадель — Хоривица (от горы Хорив на Синайском хребте) или Лысая (калька с евр. Голгофа); Иорданские озера, которыми под Хоривицей разливалась речка Глубочица; кварталы Козаре и Копырев конец; Пасынча беседа, что, как показал О. Прицак, означает таможню — от тюрк. "басинч" — нажать, оттиснуть (печать). Наконец, само слово "Кыев", как показал С.Г. Кляшторный, восходит к древнетюркскому "кый" — "селение", "пригород", что точно соответствует его положению по отношению к цитадели Шамбат-Манкермен.
Венгерское присутствие отражают Угорская гора и Угорский яр. "Олмин двор" может говорить как о тюрке (см Алмыш, эльтибер волжских булгар), так и о венгре (см. Альмош, один из венгерских вождей), при том, что само имя — тюркское.
Такой сенсационный памятник, как "киевское" письмо из каирской генизы, содержит политоним "кьабар" и этноним "саварт": оба они входят в поименования членов иудейской общины Киева. В Киеве же найдена литейная формочка из местного камня для отливки поясных бляшек степного типа, на которой куфическим шрифтом дукта IX — начала X вв. нацарапано имя её владельца, содержащее, по мнению Б.И. Маршака, этноним "тюрк". Данный хазарин, в полном согласии с письменными источниками, был мусульманином.
Если же обратиться к двум рукописям составленного в Южной Италии или Сицилии в 1 половине X в. еврейского трактата "Йосиппон" — еврейской и арабской, — то увидим, что в одной и той же позиции списка "сыновей Тогармы" в еврейском оригинале стоит "тюрк", тогда как в арабском переводе — "кабар".
Все это возвращает нас к тексту Константина Багрянородного, где он постоянно говорит о трех родах-племенах кабар, руководимых одним правителем-архонтом. Причем впрямую названия этих племен им нигде не указаны. Но, как мы видим из других источников, одним из кабарских племен были тюрки. Вторым — могут быть саварты-савиры. Но именно тюрками-турками в трактате императора Константина названы венгры. Он же приводит и их "древнее" название — "савартойасфалой", где первая составляющая — уже знакомые нам саварты-савиры. Вторая составляющая, как показали венгерские исследователи, передает племенное название "эскэл", которое они сочли чисто болгарским. Однако роды центральноазиатского племенного объединения "изгиль" (эскэл) так же, как и савирские роды, вошли не только в болгарский союз: пребывание их в хазарском союзе столь же правомерно. Это явствует и из текста Порфирогенита: присваивая им названия "тюрк", "саварт" и "эскэл", он тут же приводит семь названий всех семи собственно венгерских племен, ничего общего не имеющих с тремя вышеназванными. Такое острое противоречие даже чисто логически легко снимается предположением, что названные три племенных названия принадлежат трем не названным в трактате племенам кабар, входившим в десятиплеменную венгеро-кабарскую федерацию. А то, что венгры, прикочевав в Восточную Европу, представлялись новым соседям не своими, никому не известными прозваниями, а славными именами своих неожиданных союзников-побратимов ("анта") — кабар, было совершенно в традициях кочевников (тем более, что и имя "угры", "оугры" венгры заимствовали у западноогузского тюркоязычного племенного объединения "огуры", из которого вышли и болгары, и хазары; этот факт вводил и продолжает вводить в заблуждение большинство ученых, ошибочно видящих в южнорусских степях для периода до X в. за термином "огур", "огор" венгров, а не западных огузов).
Обратимся к савартам-савирам. В отличие от тюрок и изгилей, имени савир нет в центральноазиатской тюрко- или [28] монголоязычной (как и иных языковых групп) номенклатуре. Само слово не имеет достаточно убедительной тюркской этимологии (хотя подобрать её можно легко, но разброс слишком велик). Лучше же всего слово это этимологизируется из иранского "сау", "сауарта" — " черные". Вероятно, именно в этой среде стоит искать истоки этого народа. Я полагаю, что такой средой с большой долей вероятности может оказаться огромный массив ираноязычных скотоводов, населявших восточное Приаралье в первой половине I тысячелетия н.э. и представленных Джеты-асарской археологической культурой. Часть этих племен была втянута в процесс "переселения народов" сначала гуннами, а несколько позже — в середине V в. н.э. — огурами, западной частью тюркоязычных огузских (телесских) племен, которых жужань-авары вытеснили на запад и из среды которых вышли племенные объединения и союзы оногур, сарыогур, болгар, хазар и др.
О сохранении иранских традиций у тюркизированных в хазарском состоянии савир свидетельствуют имена богов у "гуннов" северного Прикаспия, донесенные Мовсесом Каганкатваци в описании миссии Албанского епископа Исраэла — Куар (иранск. "солнце"), и особенно идентичность тюркского Тангра и иранского Аспандиата.
Савиры изначально проявили себя как крайне активная, нестабильная и мощная военно-политическая сила юго-восточной Европы середины I тысячелетия н.э., что было отмечено многими письменными источниками. Но материальные свидетельства их до сих пор не выделены. Представляется, однако, что они не менее ярки. Все письменные источники VI—VII вв. говорят о тесных (хотя и непостоянных, как у всех варваров-номадов) связях савир с сасанидским Ираном. В подчиненных ему районах Закавказья савиры, согласно Менандру, селились в 60–70 гг. VI в., где их в начале X в. отмечает ибн ал-Факих, называя "ас-савардийя". Постоянное упоминание савир в составе иранских войск периода юстиниановых войн середины VI в. в трудах Прокопия Кесарийского подтверждается яркими находками этой эпохи в Абхазии, раскопанными в основном в крепости Цибиллиум, переходившей из рук византийского гарнизона в руки персидского, часть которого составляли савиры, и обратно.
Это специфические наконечники стрел и копий, это характерные панцирные пластины аваро-болгарского типа. Это и несколько клинков, раскопанных в погребениях VI—VII вв. в этих местах. Сюда же мы можем отнести и известный шлем из Британского Музея, найденный на развалинах Ниневии еще в середине XIX в. Этот шлем с кольчужной бармицей более столетия фигурировал в качестве основного доказательства изобретения кольчуги на древнем Востоке, пока Г.Р. Робинсон не датировал его V в., а авторы новой иранской экспозиции Британского Музея — VII в. Действительно, ниневийский шлем — типичный образец центральноазиатской паноплии VI—VIII вв., и мог принадлежать скорее всего именно савирскому латнику на персидской службе.
Характерно, что, описывая боевые действия в Закавказье, Прокопий регулярно отмечает постоянное взаимодействие савирской конницы с пешими отрядами дайлемитов — горцев одной из северо-западных областей Ирана — Дайламана. Скорее всего, явление это не было случайным: здесь можно наблюдать сложение стойкой военной традиции. И покоиться она могла на соседственном проживании и тех, и других в Дайламане и Атурпаткане (Азербайджане) — областях северо-западного Ирана, в которых шахиншахи могли поселять савирских федератов и которые находились не столь далеко от ставших савирам родными степей северозападного Прикаспия. Именно это и имел в виду информатор Порфирогенита, передавая рассказ о переселении части "савартойасфалой" (для императора это — одно племя, точнее — второе, "древнее" название "турок" — венгров) в Персию. Только он ошибочно связал это с известным ему фактом недавней истории венгров — печенежским погромом. Так что никаких венгров IX в. в Персии искать не стоит — там с VI в. жили савиры.
И в искусстве сасанидского Ирана савиры оставили, на наш взгляд, яркий след. Речь идет о знаменитом серебряном блюде из Эрмитажа с изображением всадника, охотящегося на льва и кабана. Облик и костюм охотника — конного лучника — резко отличается от облика и костюма сасанидских шахиншахов — обычных героев этого жанра сасанидской торевтики (что подвигло ревнителя среднеазиатского искусства Л.И. Ремпеля окрестить его "согдийским всадником"). Однако В.Г. Луконин показал, что надпись на блюде — "этот сосуд приказал изготовить Пур-и Вахман" — пехлевийская, то есть персидская, а не согдийская. Да и стиль изображения не отличается от творений саснидских торевтов.
Герой изображения — безбородый усач с подстриженными выше плеч волосами, локоны которых разделены на прямой пробор и стянуты лентой по моде степняков-иранцев III в. до н.э. — V в. н.э. — парфян, кушан, эфталитов. Его костюм — характерные для тюрок распашной кафтан с большими "лацканами" и сапоги с высокими, закрывающими колено и завершающимися спереди треугольным мысом голенищами. Налуч-тубус также характерен для тюрок, как и традиция ношения двух поясов-портупей — стрелкового и клинкового, главный из которых — клинковый — был шире и богато украшался металлическими бляшками. Архаичными иранскими, а не модными тюркскими деталями являются малая — до колен — длина его кафтана, а также колчан без "кармана", сужающийся книзу, в котором стрелы уложены оперением вверх. Узда и сбруя коня — совершенно сасанидские, но стремена и седло — тюркские. Очень характерен палаш, резко отличающийся от мечей сасанидского Ирана.
Типологически он близок к широкому кругу всаднического клинкового оружия, распространенного в VI—VII вв. от Кореи до Центральной Европы. Совершенную аналогию ему представляет целая серия палашей в роскошной отделке золотом и серебром, основным мотивом декора которой является сплошное, сделанное при помощи штампа покрытие их поверхностей чешуйчатой сеткой. Ареал этих находок — в основном Дайламан, где с максимальной долей вероятности можно предполагать пребывание савиров. Надо полагать, что образ всадника на блюде адекватно передает представление персидского торевта о знатном савире (для подарка которому, возможно, и предназначалось это блюдо), обитавшем в Иране, но не утратившего своих степных, старых (иранских) и новых (тюркских) традиций.
Вероятно, там же, в Иране, в одной придворной мастерской делались по образцам и вкусам савирских предводителей роскошные палаши — знаки расположения владык Ирана к своим союзникам (точно так же, как это было между Византией и владыками авар, болгар или хазар). Об этом говорит и чешуйчатый узор, излюбленный оформителями центральноазиатского оружия V—VII вв. и перенятый тогда же персидскими оружейниками. Так что и изображение савирского всадника, и драгоценные савирские палаши можно датировать концом VI — I половиной VII в.
ссылка на источник
Три племени кавар и савирский всадник
(цитаты)
Кабарская проблематика в настоящее время обретает, на наш взгляд, первостепенное значение в изучении как Хазарского каганата, так и ранней истории Руси, а также венгров эпохи пребывания их в южнорусских степях и "завоевания Родины".
Что касается Хазарского каганата, то, судя по сообщению Константина Багрянородного, кабары, то есть хазары-повстанцы, ополчившиеся на центральную власть и проигравшие гражданскую войну, отнюдь не покинули, как априорно полагают все исследователи, территории хазарской империи: они лишь сосредоточились на подвластных ей до гражданской войны территориях к северо-западу от Саркела, который и был построен как крепость, защищавшая каганат от кабар.
Самым большим центром новой страны, которую условно можно назвать — по политически господствовавшим в ней силам — Кабарией-Угрией, можно считать Салтово. Северными центрами оказываются Киев и Чернигов, особенно первый из городов. Его древняя топонимия совершенно определенно указывает на гегемонию хазар — тюрок по языку и иудаистов по вероисповедованию. Об этом свидетельствуют названия цитадели Киева — сакральное еврейское Шаббат (> тюрк. Шамбат и венгер. Самбат > греч. Самватас) и светское тюркское Манкермен или Манкерц; название горы, на которой располагалась цитадель — Хоривица (от горы Хорив на Синайском хребте) или Лысая (калька с евр. Голгофа); Иорданские озера, которыми под Хоривицей разливалась речка Глубочица; кварталы Козаре и Копырев конец; Пасынча беседа, что, как показал О. Прицак, означает таможню — от тюрк. "басинч" — нажать, оттиснуть (печать). Наконец, само слово "Кыев", как показал С.Г. Кляшторный, восходит к древнетюркскому "кый" — "селение", "пригород", что точно соответствует его положению по отношению к цитадели Шамбат-Манкермен.
Венгерское присутствие отражают Угорская гора и Угорский яр. "Олмин двор" может говорить как о тюрке (см Алмыш, эльтибер волжских булгар), так и о венгре (см. Альмош, один из венгерских вождей), при том, что само имя — тюркское.
Такой сенсационный памятник, как "киевское" письмо из каирской генизы, содержит политоним "кьабар" и этноним "саварт": оба они входят в поименования членов иудейской общины Киева. В Киеве же найдена литейная формочка из местного камня для отливки поясных бляшек степного типа, на которой куфическим шрифтом дукта IX — начала X вв. нацарапано имя её владельца, содержащее, по мнению Б.И. Маршака, этноним "тюрк". Данный хазарин, в полном согласии с письменными источниками, был мусульманином.
Если же обратиться к двум рукописям составленного в Южной Италии или Сицилии в 1 половине X в. еврейского трактата "Йосиппон" — еврейской и арабской, — то увидим, что в одной и той же позиции списка "сыновей Тогармы" в еврейском оригинале стоит "тюрк", тогда как в арабском переводе — "кабар".
Все это возвращает нас к тексту Константина Багрянородного, где он постоянно говорит о трех родах-племенах кабар, руководимых одним правителем-архонтом. Причем впрямую названия этих племен им нигде не указаны. Но, как мы видим из других источников, одним из кабарских племен были тюрки. Вторым — могут быть саварты-савиры. Но именно тюрками-турками в трактате императора Константина названы венгры. Он же приводит и их "древнее" название — "савартойасфалой", где первая составляющая — уже знакомые нам саварты-савиры. Вторая составляющая, как показали венгерские исследователи, передает племенное название "эскэл", которое они сочли чисто болгарским. Однако роды центральноазиатского племенного объединения "изгиль" (эскэл) так же, как и савирские роды, вошли не только в болгарский союз: пребывание их в хазарском союзе столь же правомерно. Это явствует и из текста Порфирогенита: присваивая им названия "тюрк", "саварт" и "эскэл", он тут же приводит семь названий всех семи собственно венгерских племен, ничего общего не имеющих с тремя вышеназванными. Такое острое противоречие даже чисто логически легко снимается предположением, что названные три племенных названия принадлежат трем не названным в трактате племенам кабар, входившим в десятиплеменную венгеро-кабарскую федерацию. А то, что венгры, прикочевав в Восточную Европу, представлялись новым соседям не своими, никому не известными прозваниями, а славными именами своих неожиданных союзников-побратимов ("анта") — кабар, было совершенно в традициях кочевников (тем более, что и имя "угры", "оугры" венгры заимствовали у западноогузского тюркоязычного племенного объединения "огуры", из которого вышли и болгары, и хазары; этот факт вводил и продолжает вводить в заблуждение большинство ученых, ошибочно видящих в южнорусских степях для периода до X в. за термином "огур", "огор" венгров, а не западных огузов).
Обратимся к савартам-савирам. В отличие от тюрок и изгилей, имени савир нет в центральноазиатской тюрко- или [28] монголоязычной (как и иных языковых групп) номенклатуре. Само слово не имеет достаточно убедительной тюркской этимологии (хотя подобрать её можно легко, но разброс слишком велик). Лучше же всего слово это этимологизируется из иранского "сау", "сауарта" — " черные". Вероятно, именно в этой среде стоит искать истоки этого народа. Я полагаю, что такой средой с большой долей вероятности может оказаться огромный массив ираноязычных скотоводов, населявших восточное Приаралье в первой половине I тысячелетия н.э. и представленных Джеты-асарской археологической культурой. Часть этих племен была втянута в процесс "переселения народов" сначала гуннами, а несколько позже — в середине V в. н.э. — огурами, западной частью тюркоязычных огузских (телесских) племен, которых жужань-авары вытеснили на запад и из среды которых вышли племенные объединения и союзы оногур, сарыогур, болгар, хазар и др.
О сохранении иранских традиций у тюркизированных в хазарском состоянии савир свидетельствуют имена богов у "гуннов" северного Прикаспия, донесенные Мовсесом Каганкатваци в описании миссии Албанского епископа Исраэла — Куар (иранск. "солнце"), и особенно идентичность тюркского Тангра и иранского Аспандиата.
Савиры изначально проявили себя как крайне активная, нестабильная и мощная военно-политическая сила юго-восточной Европы середины I тысячелетия н.э., что было отмечено многими письменными источниками. Но материальные свидетельства их до сих пор не выделены. Представляется, однако, что они не менее ярки. Все письменные источники VI—VII вв. говорят о тесных (хотя и непостоянных, как у всех варваров-номадов) связях савир с сасанидским Ираном. В подчиненных ему районах Закавказья савиры, согласно Менандру, селились в 60–70 гг. VI в., где их в начале X в. отмечает ибн ал-Факих, называя "ас-савардийя". Постоянное упоминание савир в составе иранских войск периода юстиниановых войн середины VI в. в трудах Прокопия Кесарийского подтверждается яркими находками этой эпохи в Абхазии, раскопанными в основном в крепости Цибиллиум, переходившей из рук византийского гарнизона в руки персидского, часть которого составляли савиры, и обратно.
Это специфические наконечники стрел и копий, это характерные панцирные пластины аваро-болгарского типа. Это и несколько клинков, раскопанных в погребениях VI—VII вв. в этих местах. Сюда же мы можем отнести и известный шлем из Британского Музея, найденный на развалинах Ниневии еще в середине XIX в. Этот шлем с кольчужной бармицей более столетия фигурировал в качестве основного доказательства изобретения кольчуги на древнем Востоке, пока Г.Р. Робинсон не датировал его V в., а авторы новой иранской экспозиции Британского Музея — VII в. Действительно, ниневийский шлем — типичный образец центральноазиатской паноплии VI—VIII вв., и мог принадлежать скорее всего именно савирскому латнику на персидской службе.
Характерно, что, описывая боевые действия в Закавказье, Прокопий регулярно отмечает постоянное взаимодействие савирской конницы с пешими отрядами дайлемитов — горцев одной из северо-западных областей Ирана — Дайламана. Скорее всего, явление это не было случайным: здесь можно наблюдать сложение стойкой военной традиции. И покоиться она могла на соседственном проживании и тех, и других в Дайламане и Атурпаткане (Азербайджане) — областях северо-западного Ирана, в которых шахиншахи могли поселять савирских федератов и которые находились не столь далеко от ставших савирам родными степей северозападного Прикаспия. Именно это и имел в виду информатор Порфирогенита, передавая рассказ о переселении части "савартойасфалой" (для императора это — одно племя, точнее — второе, "древнее" название "турок" — венгров) в Персию. Только он ошибочно связал это с известным ему фактом недавней истории венгров — печенежским погромом. Так что никаких венгров IX в. в Персии искать не стоит — там с VI в. жили савиры.
И в искусстве сасанидского Ирана савиры оставили, на наш взгляд, яркий след. Речь идет о знаменитом серебряном блюде из Эрмитажа с изображением всадника, охотящегося на льва и кабана. Облик и костюм охотника — конного лучника — резко отличается от облика и костюма сасанидских шахиншахов — обычных героев этого жанра сасанидской торевтики (что подвигло ревнителя среднеазиатского искусства Л.И. Ремпеля окрестить его "согдийским всадником"). Однако В.Г. Луконин показал, что надпись на блюде — "этот сосуд приказал изготовить Пур-и Вахман" — пехлевийская, то есть персидская, а не согдийская. Да и стиль изображения не отличается от творений саснидских торевтов.
Герой изображения — безбородый усач с подстриженными выше плеч волосами, локоны которых разделены на прямой пробор и стянуты лентой по моде степняков-иранцев III в. до н.э. — V в. н.э. — парфян, кушан, эфталитов. Его костюм — характерные для тюрок распашной кафтан с большими "лацканами" и сапоги с высокими, закрывающими колено и завершающимися спереди треугольным мысом голенищами. Налуч-тубус также характерен для тюрок, как и традиция ношения двух поясов-портупей — стрелкового и клинкового, главный из которых — клинковый — был шире и богато украшался металлическими бляшками. Архаичными иранскими, а не модными тюркскими деталями являются малая — до колен — длина его кафтана, а также колчан без "кармана", сужающийся книзу, в котором стрелы уложены оперением вверх. Узда и сбруя коня — совершенно сасанидские, но стремена и седло — тюркские. Очень характерен палаш, резко отличающийся от мечей сасанидского Ирана.
Типологически он близок к широкому кругу всаднического клинкового оружия, распространенного в VI—VII вв. от Кореи до Центральной Европы. Совершенную аналогию ему представляет целая серия палашей в роскошной отделке золотом и серебром, основным мотивом декора которой является сплошное, сделанное при помощи штампа покрытие их поверхностей чешуйчатой сеткой. Ареал этих находок — в основном Дайламан, где с максимальной долей вероятности можно предполагать пребывание савиров. Надо полагать, что образ всадника на блюде адекватно передает представление персидского торевта о знатном савире (для подарка которому, возможно, и предназначалось это блюдо), обитавшем в Иране, но не утратившего своих степных, старых (иранских) и новых (тюркских) традиций.
Вероятно, там же, в Иране, в одной придворной мастерской делались по образцам и вкусам савирских предводителей роскошные палаши — знаки расположения владык Ирана к своим союзникам (точно так же, как это было между Византией и владыками авар, болгар или хазар). Об этом говорит и чешуйчатый узор, излюбленный оформителями центральноазиатского оружия V—VII вв. и перенятый тогда же персидскими оружейниками. Так что и изображение савирского всадника, и драгоценные савирские палаши можно датировать концом VI — I половиной VII в.
ссылка на источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий