Скриншоты Mount-and-blade-2-bannerlord о раннем средневековье на территории Восточной Европы и Северного Кавказа

* * *

Алексеева Е. П.

 

ДРЕВНЯЯ И СРЕДНЕВЕКОВАЯ ИСТОРИЯ КАРАЧАЕВО-ЧЕРКЕСИИ

 

Москва, 1971

стр. 122-125

(цитаты)

 

В верховьях Кубани обнаружено несколько византийских монет.

На Амгате найдена просверленная золотая монета Константина IV Погоната (668—685), в Сентинском храме — золотая монета Василия II и Константина VIII (976—1025), на Нижне-Архызском городище — медная монета Константина Багрянородного (945), на «Некрасовской скале», т. е. на Хумаринском городище, по словам А. Фирковича, была обнаружена медная стертая монета, по-видимому византийская.

Как любезно сообщил мне М. Н. Ложкин, на городище, у хутора Ильич, найдена золотая монета Никифора III (1078—1081).

Индикации византийских монет обнаружены в могильниках Мощевой балки и Рим-Горском. Последние сняты с монет VII в.

Итак, судя по довольно значительному количеству раннесредневековых импортных вещей, найденных на территории Карачаево-Черкесии, население этих мест в тот период было связано торговыми взаимоотношениями с соседними и более отдаленными странами и народами.

Весьма заметны связи с Византией. Из Византии доставлялись шелковые ткани, бусы из полудрагоценных камней, украшения из металла и кости, предметы христианского культа и, очевидно, стеклянные браслеты. Большая часть вещей византийского происхождения и византийских монет, обнаруженных в верховьях Кубани, относится к X—XI вв. Надо думать, последнее обстоятельство связано с христианизацией Алании (в том числе ее западной, верхнекубанской части), проводимой Византией через посредство абхазских царей начиная с X в.

Прослеживаются связи с Ближним Востоком—оттуда поступали стеклянные сосуды, бусы и оконное стекло. Из Ирана доставлялись бусы из полудрагоценных камней, иногда шелка (VIII—IX вв.). Шелковые ткани попадали в эти места из Китая. Из Индии могли поступать раковины каури и бусы из полудрагоценных камней. Существовали связи со Средней Азией. Из Согда в верховья Кубани попадало много шелковых тканей (особенно в VII—IX вв.).

Весьма оживленными были торговые связи с Закавказьем. Из сообщения Феофана Исповедника можно заключить, что в начале VIII в. торговые сношения существовали между верхнекубанскими аланами и авазгами. Из Закавказья поступали медные, серебряные и золотые украшения, иногда с цветной эмалью, с вставками из полудрагоценных камней (типа вещей из Зеленчукского клада). Предметами более массового потребления являлись закавказские серьги с длинной подвеской из нескольких шариков (VIII—IX вв.), стеклянные перстни (VIII—IX вв.) и некоторые виды стеклянных браслетов (X—XIII вв.).

Возможно, из Закавказья (в частности, из Грузии) поступали некоторые предметы христианского культа (железные кресты). Косвенно подтверждает такое предположение тот факт, что у черкесов крест называется «джур», «джори» от грузинского «джвари». Примечательно, что на Урупе, у хутора Ильич, существует церковь, выстроенная в стиле грузинской церковной архитектуры Xl—XIII веков.

Впрочем, производство железных крестов могло быть освоено и на месте, например, в таких пунктах, как Нижне-Архызское городище.

С Руси, возможно через Тмутараканское княжество, в верховья Кубани поступали кресты-энколпионы, а также, может быть, некоторые металлические украшения.

На протяжении всего раннего средневековья существовали связи с Крымом. Весьма распространенными были полихромные украшения IV—VII вв., которые изготовлялись скорее всего в Боспоре (Керчи).

Очевидно, частично из Крыма поступали амфоры с вином, поливная красноглиняная керамика.

С Таманского полуострова, а также восточночерноморского побережья в глубинные районы Северо-Западного Кавказа, в том числе и в верховья Кубани, по-видимому, поступали амфоры с вином, глиняные сосуды специфической формы (типа бутылкообразных, подобные найденным в Узун-Колском могильнике). Не исключена возможность, что из Тмутаракани в верховья Кубани проникали некоторые виды стеклянных браслетов и предметы христианского культа, о чем речь шла выше. Впрочем, существование связей с Тмутараканью нуждается в дальнейших дополнительных доказательствах.

О существовании обмена между местными, северокавказскими народами из-за большого сходства материальной культуры судить очень трудно. Но такие связи, несомненно, были. Одним из доказательств этого может являться наличие сосудов аланского типа у адыгов в Закубанье и в Восточном Причерноморье и сосудов адыгского типа у алан. По свидетельству Масуди, кашаки-адыги изготовляли высококачественную льняную ткань — тала, которая шла на вывоз. Относительно алан таких данных нет. Нет также доказательств того, что в Алании выращивался лен. Однако на территории Алании, в том числе и в верховьях Кубани, зафиксированы остатки тканей и ниток из льна.

Очевидно, эти нитки и ткани были импортными, и нет ничего невероятного в том, что часть их могла быть получена от ближайших соседей — кашаков-адыгов, изготовлявших такие ткани специально на обмен.

Внешний обмен население Северо-Западного Кавказа могло производить через Таматарху и Севастополис (Сухуми).

От северных границ территории нынешней Карачаево-Черкесии шел путь на запад — на Дон и на восток — на Волгу.

Торговля была меновая. Свою монету местное население не чеканило. Отдельные монеты иноземного происхождения, попадавшие в эти места, по-видимому, использовались в качестве украшений — об этом говорит тот факт, что некоторые из них (например, монета Константина Погоната с Амгаты) имеют отверстие для подвешивания. Косвенным свидетельством использования монет как украшения для головного убора является обычай изготовлять индикации византийских монет и нашивать их на головной венчик.

Что же поставляло местное население иноземным купцам в обмен на ткани, стеклянные и глиняные сосуды, украшения, вино и другие товары?

Точных данных по этому вопросу для периода раннего средневековья мы не имеем ни в письменных источниках, ни в археологических материалах. Но по аналогии с другими эпохами, о которых имеются сведения в источниках, мы можем сказать, что местное население в обмен на иноземную продукцию, очевидно, поставляло скот, хлеб, мед, воск, меха, кожи, лес, металл, некоторые изделия из металла, кожи и дерева, может быть рабов.

 

* * *

      Любопытно, в кубано-донских степных рунах буква «г» тоже читалась как южнорусская, буквы «в, у» читались одним звуком, как «w». Обязательно писался глагол «есть, иметь» во всех лицах в форме «йе, йес». Писали слева направо, буквами на основе аланского письма, но каждый народ Хазарии писал этими буквами на родном языке. То есть сохранились надписи кубано-донской руникой касожского, аланского, славянского, тюркского жителя. А значит и мы можем писать степной руникой современные русский и украинский языки, балачку, например.

 

                                                 Алексеева Е. П.

 

ДРЕВНЯЯ И СРЕДНЕВЕКОВАЯ ИСТОРИЯ КАРАЧАЕВО-ЧЕРКЕСИИ

 

Москва, 1971

стр. 118-122

(цитаты)

 

На раннесредневековых поселениях Карачаево-Черкесии в слоях VIII—IX и особенно X-—XIII вв. во множестве найдены обломки красноглиняных амфор. Часто среди прочих археологических находок, полученных с того или иного поселения, этот материал преобладает.

Амфоры обычно красноглиняные, тесто в изломе кирпично-красное, малиновое, очень редко желтовато-оранжевое. Поверхность их красная, розовая, кремовая, желтоватая. Горлышко узкое, довольно высокое, сужающееся кверху. Венчик в верхней части расположен в горизонтальной плоскости или скошен наружу. Ручка в сечении овальная, часто с наружным продольным ребром-выступом. Горлышко и тулово амфор желобчатое, часто стенки амфор не желобчатые, а покрыты врезанным линейным зональным орнаментом.

Материала VIII в. на Хумаринском городище пока не встречено. Керамика же IX в. имеется, так что, очевидно, амфору следует отнести к IX в. Кроме желобчатых на Хумаринском городище найдены в очень большом количестве обломки амфор с врезанным линейным орнаментом. Очень много фрагментов амфор — ручек и стенок с линейным орнаментом — обнаружено нами на Рим-Горе и других раннесредневековых поселениях Карачаево-Черкесии.

По-видимому, желобчатые амфоры — более ранние (VIII—IX вв.), а амфоры с зональным линейным врезанным орнаментом — более поздние. Обычно их обломки встречаются в слоях X—XIII вв.

Судя по обломкам, аналогии нашим амфорам имеются в памятниках VIII—XIII вв. Тамани, Крыма, Нижнего Дона, в частности в Саркеле — Белой Веже. Может быть, верхнекубанские амфоры частью изготовлялись на месте, например, на Хумаринском или Рим-Горском городищах. Однако пока доказательств местного производства амфор у нас нет. Вероятнее предположить, что в этих амфорах в верховья Кубани импортировалось вино и масло. Судя по аналогиям, найденные здесь амфоры могут быть крымского и таманского происхождения. На Тамани же, как показали исследования археологов, существовали мастерские по производству амфор.

В могильниках и на поселениях раннесредневекового времени найдены импортные стеклянные сосуды. Так, в могильнике Узун-Кол (VI—VII вв.) встречен рюмкообразный сосуд. Как полагает Н. П. Сорокина, рюмкообразные сосуды привозились с Ближнего Востока, очевидно из Сирии и Палестины50. В погребениях Гилячского могильника (IV—V вв.) найдены обломки бокалов или бальзамариев прозрачного желтовато-зеленоватого стекла. В одной из могил оказалась бутылка с граненым туловом из прозрачного бесцветного стекла.

Фрагменты стеклянных сосудов — бокалов, рюмок и др. — найдены в могильниках Мощевой балки, Сынла; катакомбном Рим-Горском; на поселениях Рим-Горском, Гилячском, Нижне-Архызском и др. Стекло тонкое, обычно прозрачное, желтоватого или зеленоватого цвета. В верховьях Кубани в большом количестве найдены стеклянные браслеты. На поселениях попадаются их обломки, а в погребениях — обычно и целые экземпляры. Как правило, браслеты в сечении круглые, треугольные, плоскоовальные и плоские (последние неширокие, шириной по 6—8 мм), с ребристой поверхностью. Изредка попадаются ложновитые, или, как их еще называют, рубчатые. Следов спайки не видно, чаще же место спайки декоративно оформлено — в виде овального или сердцевидного наплыва, треугольника или овального углубления. Преобладает синий и черный цвет, но встречается желтый, коричневый, зеленый, рубиновый.

Откуда привозились эти браслеты? В. В. Кропоткин считает гилячские браслеты предметом византийского импорта. Может быть, стеклянные браслеты попадали на Верхнюю Кубань из Тмутаракани?

Известно, что стеклянные браслеты, изготовленные в тмутараканских мастерских, вывозились за пределы Тмутаракани — в Херсонес и, возможно, в Саркел. Нет ничего невероятного в том, что они могли вывозиться и в глубинные районы Северного Кавказа, в частности в верховья Кубани.

Бусы в раннесредневековых комплексах Карачаево-Черкесии встречены самые различные — из стекла, пасты, глины, полудрагоценных камней (сердолика, янтаря, хрусталя, халцедона, гагата).

Вопрос о бусах подробно разработан в специальных исследованиях В. Б. Деопик (Ковалевской), поэтому здесь мы ограничимся несколькими краткими замечаниями. В комплексах V—VII вв. бусы как из полудрагоценных камней, так и стеклянные встречаются довольно часто. Еще больше бус в комплексах VIII—IX вв., причем преобладают стеклянные, из которых отметим очень характерные для аланской культуры VIII—IX вв. крупные бипирамидальные бусы из зеленоватого («бутылочного») стекла.

Из Византии, очевидно, поступали предметы христианского культа, такие, как иконка, найденная Нарышкиным в Северном зеленчукском храме; бронзовый литой «честной крест» с греческой надписью и датой 1067 г., там же обнаруженный В. А. Кузнецовым; кадильницы, омофоры и прочие вещи, встречавшиеся в погребениях и в культурном слое вокруг Сентинского и других храмов.

Среди раннесредневековых ювелирных изделий Карачаево-Черкесии особняком стоят предметы Зеленчукского клада — группа золотых украшений с драгоценными камнями: бляшки, перстни, серьги с длинной подвеской, шаровидные бубенцы, в том числе с эмалевыми розетками, и другие вещи. Как отмечалось, в состав этого клада входит альмандиновая печать с арабской надписью армянского царя Ашота I (855—891), тесно связанного с Арабским халифатом68. Трудно сказать, где именно изготовлены драгоценные предметы, входящие в состав Зеленчукского клада, но попали они на Зеленчук, очевидно, из Закавказья, возможно из Армении.

В числе нательных крестов, найденных в верховьях Кубани, имеются и кресты-складни, так называемые энколпионы XI—XII вв. Энколпионы обнаружены в церкви на городище Адиюх, в церкви № 6 Нижне-Архызского городища (2 экземпляра), в районе Карачаевска.

В. А. Кузнецов приписывает энколпионам древнерусское происхождение, Т. М. Минаева сопоставляет адиюхский энколпион с херсонесскими, но добавляет, что такие энколпионы весьма часто встречаются в развалинах древнерусских городов домонгольского периода, в слоях XI—XII вв.

Таким образом, есть все основания полагать, что верхнекубанские энколпионы являются изделиями древнерусских мастеров. Очень может быть, что энколпионы попали сюда из мастерских Киева.

Пряжку-сюльгаму X—XI вв., найденную на Кубинском городище, Т. М. Минаева сопоставляет с древнерусскими пряжками. «Не случайно, — замечает Т. М. Минаева, — время появления пряжки на Кубинском городище совпадает с образованием Тмутараканского княжества на Тамани и укреплением славянского населения на Нижнем Дону после похода Святослава на хазар (X в)».

Возможно, вещи древнерусского происхождения — кресты, некоторые украшения — попадали в верховья Кубани из Тмутаракани или через Тмутаракань.

Несколько замечаний о привозных тканях. Как отмечает Масуди, кашаки, то есть касоги, (в частности, их женщины) «одеваются в белое, в румскую парчу, в ярко-алую ткань (сиклатун) и в различные парчовые ткани, затканные золотом». Из этого отрывка мы можем заключить, что на Северо-Западный Кавказ попадали дорогие ткани иноземного происхождения, в частности, румская (византийская) парча.

Любопытно, что были обнаружены шелковые ткани местного происхождения, сделанные из привозного сырья и напоминающие привозные (главным образом согдийские) образцы. Некоторые из найденных в Мощевой балке тканей относятся к VII и даже VI в., есть ткани X—XI вв., но преобладают VIII—IX вв. В Хасауте есть ткани VII в., выделяется группа тканей X—XIII вв., но основная часть обнаруженных фрагментов, так же как и в Мощевой балке, относится к VIII—IX вв.

Находки столь большого количества дорогих тканей, по заключению А. А. Иерусалимской, говорят о накоплении богатств у значительного слоя местного населения.

Далее, они свидетельствуют о том, что через эти места проходил постоянно действующий торговый путь из Средней Азии в Византию, тот самый «шелковый путь», о существовании которого высказал предположение еще А. Н. Дьячков-Тарасов.

Согд, находившийся на «великом шелковом пути» из Китая на Запад, начиная с VI в. освоил собственное производство шелковых тканей и искал рынков сбыта. Этот рынок был найден в Византии, а путь к нему согдийские купцы проложили через Северный Кавказ, таким образом они оставляли в стороне территорию враждебного им Ирана. «Шелковый путь» шел по берегу Аральского моря, северному берегу Каспия с переправой через Волгу, затем по Северному Кавказу «до Алании», откуда по Даринской дороге (т. е. очевидно, через Марухский перевал) купцы переправлялись в Закавказье, в Апсилию и шли затем до Фазиса (Риона), Трапезунда и Константинополя.

Торговле согдийских купцов покровительствовали тюрки Западно-Тюркского каганата. Местное население, владея подступами к перевалам, по-видимому, взимало пошлину шелком с проходивших караванов. Но возможно, что местные жители и сами были втянуты в транзитную торговлю между Византией и Средней Азией.

Из изложенного видно, что торговую деятельность в верховьях Кубани вели согдийские и другие иноземные купцы. Известия об аланских купцах, действовавших на восточном побережье Черного моря и в Крыму, имеются и у более лоздних авторов.

 

Mount & Blade II: Bannerlord

Прохождение за хазарского рыцаря с нуля на ю-чубе от РИМАСА

 

* * *

Алексеева Е. П.

 

ДРЕВНЯЯ И СРЕДНЕВЕКОВАЯ ИСТОРИЯ КАРАЧАЕВО-ЧЕРКЕСИИ

 

Москва, 1971

стр. 116-118

(цитаты)

 

По данным этнографии известно, что выделка костяных и деревянных изделий, а также шорное дело являлись обязанностями мужчин.

Сохранились орудия для обработки дерева и кожи — скребки, тесла и др. В погребениях обнаруживаются костяные изделия — пуговицы, проколки, шилья, игольники (иногда орнаментированные сетчатым узором), накладки на рукояти ножей, на шкатулки и колчаны; обломки кости и оленьего рога со следами обработки; роговые стаканы с деревянным дном; деревянные изделия обычно не сохраняются, но в некоторых комплексах они обнаружены: так, в Мощевой балке найдены остатки лука, колчана, древки стрел, рукояти тесел и топоров, ковшики, пеналы; в Сентинском могильнике — колчан, обтянутый кожей; в Хасаутском могильнике — деревянные древки стрел и части луков; в Рим-Горском катакомбном могильнике найдены деревянные сосуды, седла, круглые столики. Весьма часто в погребениях встречаются деревянные гребни.

Женщины делали нитки и ткани, шили одежду, головные уборы, обувь, различные другие предметы из тканей и кожи (например, кожаные футляры для зеркал, ладанки, кисеты и пр.). На поселениях и в погребениях найдены пряслица — глиняные и каменные: плоские круглые, сплюснуто-шаровидные, шаровидные, в виде усеченного конуса. В могильниках Мощевой балки и Хасаута найдены остатки ткацких станков. Встречены костяные и медные игольники, шилья, ножницы, ножи (в женских захоронениях), кабаньи клыки-лощила, каменные утюжки. Предметы рукоделия обычно находились в женских погребениях.

Обычную одежду шили из тканей собственного изготовления, сотканных из шерстяных, конопляных и льняных ниток. Иногда местные мастерицы ткали ткани из импортного шелка (см. могильник в Мощевой балке). Нарядную одежду шили из привозных шелковых тканей.

Иногда в погребениях находят обрывки одежды, остатки войлочных и кожаных изделий. Очень хорошо сохранились одежда, головные уборы и обувь в могильнике в Мощевой балке. Ткани — шерстяные, шелковые, полотняные, сотканные из нитей конопли. В ряде случаев принадлежности одежды шились из тонкой кожи типа замши.

Как пишет А. Иерусалимская, изучавшая ткани из Мощевой балки, поступившие в Государственный Эрмитаж в 1925 г., привозная шелковая ткань разрезалась на небольшие куски (произвольно, без учета узора) и эти куски нашивались льняными нитками на полотняную основу длиннополого кафтана — по обшлагам, по всему рукаву, по подолу, иногда по всему кафтану. По находкам из Мощевой балки, сделанным в последние годы, мы имеем довольно отчетливое представление об одежде средневековых обитателей этих мест. И мужчины, и женщины носили короткие штаны типа трусов. К ним кожаными подвязками пристегивались длинные матерчатые чулки, доходившие почти до паха. На ногах ноговицы — кожаные, типа ботиков, с каблуками и без них, иногда с загнутыми вверх носками. Кафтан доходил обычно до колен. Он часто шился на подкладке (из полотна или из тонкой кожи). У женщин под кафтаном была длинная рубаха с длинными рукавами, с четырехугольным вырезом у шеи типа «каре». Головные уборы кожаные и матерчатые, обычно конические.

Следует отметить, что изделия домашнего производства, судя по имеющимся в нашем распоряжении археологическим материалам, отличались тщательностью выделки, довольно высоким качеством, а в ряде случаев изяществом форм и орнамента.

* * *

 

Алексеева Е. П.

 

ДРЕВНЯЯ И СРЕДНЕВЕКОВАЯ ИСТОРИЯ КАРАЧАЕВО-ЧЕРКЕСИИ

 

Москва, 1971

стр. 109-116

(цитаты)

 

В степных районах Северного Кавказа в период раннего средневековья, как и в древности, основным видом хозяйственной деятельности являлось кочевое скотоводство. Яркую картину кочевого образа жизни предкавказских алан, доходивших «с целью грабежа или охоты» «до Меотийских болот», дает автор IV в. н. э. Аммиан Марцеллин. «У них [алан] не видно ни храмов, ни даже покрытых соломой хижин». «Аланы... живя на далеком расстоянии одни от других, как номады, перекочевывают на огромное пространство». «У них [алан] нет никаких шалашей, нет заботы о хлебопашестве, питаются они мясом и в изобилии молоком, живут в кибитках с изогнутыми покрышками из древесной коры и перевозят их по беспредельным степям. Придя на изобильное травою место, они располагают в виду круга свои кибитки... истребив весь корм для скота, они снова везут, так сказать, свои города, расположенные на повозках».

У населения Карачаево-Черкесии в период раннего средневековья существовало домашнее производство, некоторые виды ремесла, был развит внешний обмен. Центрами ремесла и обмена являлись поселения, если не все, то, во всяком случае, наиболее крупные из них. Об этом дают представление раннесредневековые археологические памятники Карачаево-Черкесии.

Данные о земледелии мы находим главным образом в материалах поселений. На поселениях найдены зерна культурных растений, обломки пифосов, служивших, в частности, для хранения зерна, жернова, зернотерки, изредка железные земледельческие орудия.

В могильниках VIII—IX вв. и более поздних найдены так называемые тесла-мотыжки. Большая часть их представляла собой орудия для обработки дерева и скобления кожи после снятия шкуры с убитого животного. Но некоторые орудия этого рода, более массивные и значительных размеров, могли действительно использоваться как мотыги для обработки земли. Круглые каменные жернова, каменные ступы и толкачи к ним для обработки зерна на крупу...

Возле зерновых ям, ниже пола небольшого сооружения, где производился размол зерна, найдены зерна проса, пшеницы, ячменя. Некоторые зерна обуглены. Подавляющее большинство зерен пшеницы отнесено к мягкой (Triticum aestium L.), только очень немногие напоминают Тг. sphaerococcum и Тг. compactum. Ячмень относится к двурядным пленчатым формам — Н. vulgare var nutans Schubl. или H. Vulgare var medicum Corn. Эти ископаемые зерна ячменя меньше, чем современные. Найдены всего лишь три зерна ржи — по-видимому, в данном случае, это был сорняк. Более всего зерен проса.

Приблизительно к X в. зерновых ям уже некопали. Однако это не может говорить об упадке земледелия, так как орудия для обработки зерна в основном находились именно в верхнем слое X—XII вв. Очевидно, зерно стали хранить в наземных каменных сооружениях, в плетеных постройках, известных нам по этнографическим материалам.

Здесь обнаружен небольшой серп и плужный нож-чересло. Он представляет собой массивный железный нож длиной 45 см с четырехгранной в сечении толстой (1,9 см) тыльной стороной. Наибольшая ширина лезвия — 5,5 см. Червою прикреплялось вертикально к дышлу плуга для надрезывания пласта почвы, который должен быть перевернут идущим сзади лемехом.

Подобные же чересла обнаружены на правобережном Цимлянском городище. Чересло — принадлежность не примитивного, а усовершенствованного плуга, поэтому находка его свидетельствует не только о существовании плужного земледелия, но и о его весьма высоком техническом уровне.

На средневековых поселениях Карачаево-Черкесии среди прочих находок обнаружены кости домашних животных. Кости коровы, лошади, свиньи, овцы и птицы (утки) во множестве найдены на Тамгацикском поселении IV—V вв. Довольно много костей домашних животных (коров, лошадей, овец, коз, свиней) попадалось на городище Адиюх, причем в нижнем слое (VI—IX вв.) их было больше, чем в верхнем (X—XII вв.). На Адиюхском городище имеются специальные помещения, в которых держали рогатый скот и лошадей. На Учкульском городище VIII—X вв. обнаружены кости домашних животных, принадлежавшие теленку, корове, овце и лошади. На Кубинском городище большая часть найденных костей домашних животных принадлежит овце; найдено много костей коровы, меньше — лошади и свиньи. Разводилась и домашняя птица, но, очевидно, в небольшом количестве, так как на городище найдена только одна птичья кость.

Итак, судя по остеологическим находкам, население Карачаево-Черкесии в период раннего средневековья разводило овец, коров, лошадей, коз, свиней. На многих городищах (Нижне-Архызском, Кубинском и др.) преобладающими являлись кости овцы, что говорит о большом значении овцеводства. Очевидно, это была доминирующая отрасль скотоводства. В связи с этим следует упомянуть о находке ножниц для стрижки овец.

Трудно сказать что-либо определенное о формах скотоводства в этот период. Надо думать, что в горных местностях оно было полукочевое, т. е. летом скот содержался на летних, горных пастбищах, а зимой — на зимних, в более равнинных местах. В предгорных районах скотоводство, очевидно, было стойловым, т. е. зимой скот содержался вблизи поселений, а в наиболее холодное время — в стойлах. Летом же скот угоняли в горы на коши. Примером такого коша является Узун-Колское поселение IV—VII вв. в верховьях Кубани. Жилища этого поселения не отличались прочностью, строились наскоро и, по-видимому, часто переносились с места на место. Располагались они по площади поселения без всякого определенного плана. При них не было ни пристроек для скота, ни сооружений для хранения пищевых запасов, ни ям хозяйственного назначения.

Загоном для скота служили круглая площадь, обнесенная земляным валом, где могло поместиться от 1200 до 1500 овец, и узкие длинные помещения, примыкающие к ней с северной стороны, куда могли загонять крупный рогатый скот. Географические условия здесь весьма благоприятны для сезонного выпаса скота. Летом здесь не слишком жарко из-за высоты и близости Эльбруса. Здесь нет хищных зверей и насекомых, которые бы беспокоили животных. Эта местность используется для летнего выгона скота и в настоящее время.

О скотоводстве у черкесов и ясов, в частности о разведении молочного скота, а также о пчеловодстве мы находим свидетельства у ал-Омари.

Народы Карачаево-Черкесии раннесредневекового периода практиковали охоту и рыболовство. На поселениях найдены кости косули, зубра, лисицы, медведя и других диких животных, а также клыки кабана и рога оленя. Изготовлялись специальные наконечники стрел для охоты на крупного и мелкого зверя и водоплавающую птицу (для этого рода охоты в виде «ласточкиного хвоста»). О рыболовстве свидетельствуют находки рыболовных крючков и грузил. Кости крупных рыб найдены на Кубинском городище и на городище Адиюх.

Наряду со скотоводством развивалось и совершенствовалось земледелие. Не позднее X в., судя по находкам на городище Адиюх, земледелие стало плужным. Урожай убирали серпами и косами, для размола зерна употреблялись различные виды жерновов. Высевались просо, а также мягкая пшеница, ячмень, очевидно, рожь. О довольно высоком уровне земледелия у населения Северного Кавказа в период, предшествовавший татаро-монгольскому нашествию, свидетельствуют некоторые данные письменных источников.

В раннесредневековую эпоху производство в Карачаево-Черкесии в основном было домашним. Однако существовали и некоторые виды ремесла, в частности связанные с выделкой металлических вещей и глиняной посуды. Добыча и обработка металла, кузнечное и оружейное дело, ювелирное искусство, изготовление высококачественной глиняной посуды требовали специальных приспособлений и навыков, поэтому они раньше других видов домашнего производства стали превращаться в ремесла.

Каменные литейные формы обнаружены в некоторых пунктах за паднее и восточнее Карачаево-Черкесии. Так. форма в виде прямоугольного бруска для отливки креста-тельника происходит с городища X—XII вв. у хутора Ильич на Урупе. В окрестностях Кисловодска найдены каменная форма для отливки зеркала со звездчатым орнаментом и обломок другой такой же формы.

Судя по многочисленным археологическим находкам, в эпоху раннего средневековья в верховьях Кубани местными мастерами-металлистами изготовлялись различные металлические вещи: орудия труда, предметы быта, предметы вооружения и конского снаряжения, украшения, принадлежности одежды, предметы культа (кресты). Железоделательное производство совершенствуется с течением времени. В VIII—IX вв. осваивается изготовление новых видов предметов вооружения и конского снаряжения, расширяется производство некоторых орудий труда (тесел, мотыг, топоров и т. п.). В X—XIII вв. наблюдается дальнейшее развитие оружейного мастерства, кузнечного дела, в частности производства орудий труда — земледельческих и др.

В раннесредневековых комплексах Карачаево-Черкесии обнаружены бусы, в том числе стеклянные; для памятников VIII—IX вв. характерны стеклянные перстни, для погребений и поселений X—XIII вв.— стеклянные браслеты. Стеклянные изделия, как правило, были привозными.

Однако существует гипотеза о зачатках местного стеклоделательного производства.

Довольно высокого уровня достигло строительное дело. В верховьях Кубани открыты многочисленные остатки каменных оборонительных сооружений, храмов, жилых построек. Очевидно, подобные сооружения возводились специалистами, мастерами-каменщиками. Возможно, знаками этих мастеров являются тамгообразные изображения на каменных блоках оборонительной стены Хумаринского городища (аналогичные знакам-клеймам гончаров на дне глиняных сосудов).

Так, в 1951 г. на Адиюхском городище Т. М. Минаевой была раскрыта небольшая церковь. Стены ее толщиной 0,90 м сохранились на высоту 0,60—0,80 м. Основание здания лежало на слое извести и глины. Панцири стен сложены из грубо отесанного камня на красной местной глине. Пространство между панцирями забито мелким камнем, щебнем и глиной. Более сложно устройство Хумаринской оборонительной стены, хотя в основу положен тот же принцип — два панциря с забутовкой. Хумаринская стена возведена не прямо на скале, а на слое глины толщиной до полуметра.

Внешний и внутренний панцири стены сложены на хорошем известковом растворе из больших, прекрасно отесанных песчаниковых блоков.

Блоки положены следующим образом: два-три яруса в длину, следующие два-три яруса в ширину стены. Промежуток между панцирями заполнен битым камнем, сцементированным глиной. Ширина стены достигала 6 м, высота сохранившейся части — свыше 2 м. На некоторых участках стена с внутренней стороны в нижней части была, очевидно, ступенчатой.

Для тески камня существовали специальные инструменты, один из которых обнаружен на Адиюхском городище. Следует отметить, что некоторые сооружения, в частности большие зеленчукские храмы, возводились местными каменщиками под руководством иноземных архитекторов и мастеров. Многочисленные каменные земледельческие орудия, в частности жернова, также, очевидно, изготовлялись «мельничьими» мастерами. Возможно, были и специалисты по изготовлению мелких каменных бытовых предметов — пряслиц и оселков.

                                                          * * *