Флерова В.Е. 

Образы и сюжеты мифологии Хазарии

Тема двузубца и трезубца отражена еще в двух категориях бытовавших

в Хазарии украшений: так называемые «рогатые» пряжки и «лунницы».

Как двузубые и трезубые тамги в хазарской графике имеют переходные типы, не позволяющие жестко разграничить двузубцы и трезубцы, так и среди лунниц есть экземпляры с равными по величине тремя зубцами, с укороченным или вовсе рудиментарным центральным отростком и, наконец, двузубые лунницы.

Салтовские типы лунниц в некоторых чертах повторяют признаки поздних типов лунниц VI — VII вв.: ложная зернь, орнитоморфное оформление крайних рогов, их волютообразность. Но тема парных протом и фигуры центрального божества с предстоящими, ярко выраженная в декоре лунниц второй половины IV - VII вв. (там в салтовских материалах по лунницам прослеживается слабо и без более ранних образцов ее рудиментарные признаки едва угадываются).

Несмотря на то что сами лунницы как тип украшений являлись заимствованием или вовсе инокультурным явлением, как, например, лунница из катакомбы № 44 Дмитриевского могильника, лунарные символы органично входили в общераспространенный набор знаков Хазарии.

На одном из саркельских кирпичей в сочетании с двузубцем представлен знак по очертаниям абсолютно идентичный трехрогой подвеске-луннице.

Некоторые «рогатые» пряжки салтовских памятников и северокавказских могильников имеют на концах отростки в виде бараньих рогов, хотя чаще встречаются вместо них трехрогие дуговидные отростки. Интересен факт расположения отростков на этом типе украшений равным образом как вверх зубцами, как у амулетов с парными протомами, или вниз зубцами, как у лунниц. Третий тип пряжек украшен на концах кольцами.

Производство общеевропейского типа украшений осваивалось местными ремесленниками: литейная формочка трехрогой лунницы найдена у городища Маяки, двурогой в Старом Крыму. Оно не могло не сопровождаться переосмыслением семантики украшения в соответствии с местной системой символов.

В двух комплексах раннесредневекового могильника у с. Харачой найдены почти одинаковые подвески-лунницы с центральным ромбовидным выступом. У одной «рога» разомкнуты, а у другой сходятся над центральным ромбовидным выступом, образуя окружность.

Обращает на себя внимание и тот факт, что «рогатая» пряжка из погребения имела на концах завершения, полностью аналогичные подвеске-луннице из ожерелья погребенной женщины.

Причем само ожерелье состояло не только из бус, но и набора металлических подвесок-амулетов в виде головок медведей, волка, быка, биконической с четырьмя фигурками птиц. Совпадение формы лунницы и концов пряжки явно неслучайно, и свидетельствует о семантической нагрузке оформления «рогатых» пряжек Северного Кавказа.

Переход лунарной символики в солярную, бинарная оппозиция луна — солнце, день — ночь, мужское — женское, вероятно, нашло отражение в чередовании символов, оформлявших треугольные пряжки.

Надо отметить, что деление символики на солярную и лунарную сопряжено с некоторыми трудностями, заставляющими сомневаться в адекватности определений, уже вошедших в историографию.

Лунница, при кажущейся бесспорности ее семантической связи, с месяцем, луной, могла и не являться лунарным символом.

Б. А. Рыбаков, вполне справедливо заметив, что в средних широтах луна никогда не смотрит рогами вниз, предлагает иную трактовку. Славянские лунницы, сохраняя заклинательное обращение к ночному светилу, изображали вместе с тем небосвод с его двумя небесами. Три позиции солнца на древнерусских лунницах — утреннее, дневное и вечернее можно видеть и на некоторых салтовских экземплярах.

Павлина Петрова в связи с частыми находками дугообразных знаков в средневековой Болгарии отмечает: можно предполагать, что знак в виде дуги и знак «ипсилон» с вертикальными гастами одинаковы по значению и равноценны по смысловому содержанию. В системе протоиндийских знаков дуговидный символ обозначал «небо» и «небесное божество». Комбинации обеих символов подтверждают близкое, одного порядка, но не тождественное их значение.

В салтовской графике мы также находим объединение лунарного символа со знаком двузубца.

Равным образом лунница могла восприниматься как солнечный диск с крыльями. В оформлении лунниц, предшествующих по времени салтовским, отмечается присутствие солярных знаков в центре, спорадически встречающееся и у лунниц из салтовских комплексов.

Украшением салтовских поясов являлась бронзовая подвеска..., сделанная в форме парного перевернутого самоварчика. По тому же принципу зеркального удвоения, что и вышерассмотренные сюжеты, построены подвески в историографии салтово-маяцкой культуры получившие неудачное название «самоварчики». Это подвески, состоящие из двух чаш на поддонах с парой горизонтальных ручек. Чаши соединялись краями и скреплялись при помощи веревочек, узеньких ремешков или шипами и спиралями из металла. Для крепления половинок в ручках чашечек и в основании поддона были проделаны специальные отверстия.

Не исключено, что модель в виде двух чаш является динамической, что вообще свойственно древнему искусству, и совмещает два времени: дневная и ночная Вселенные. В ведийской космогонии первоначальные воды, существующие как бы заключенными в земле, в ночное время находятся в перевернутом положении: Нижний мир превращается в Небесный океан.

Прототип мифологемы, принятой у многих народов, они находят в Ригведе, в абстрактном образе Вселенной, Дхишане. По представлениям древних индийцев, Вселенная состояла из двух чаш. Одна символизировала землю, саму богиню Дхишаму, вторая — небо и бога Индру. Разумеется, ко времени Хазарии древние истоки образа двух чаш наверняка были забыты, но семантика сохранялась, будучи ассоциируемой с иными божествами.

Вместе с кольцеобразными амулетами с соколиными головками и парными протомами птиц на привесках орнитоморфные амулеты составляют самый значительный пласт коллекции металлических амулетов Подонья. Следует признать, что именно птица является доминирующим элементом образного строя металлических амулетов, которые носили женщины Донской Хазарии. Хищные птицы связаны с кругом, символикой неба и солнца, водоплавающие - с композицией, восходящей к образу Великой Богини, возможно изображенной в момент рождения ею солнца.

С открыто носимыми украшениями: поясными бляшками, пряжками, наконечниками, с бляшками и начельниками конского оголовья — связаны прежде всего растительные типы орнаментации.

При их популярности среди населения Хазарии кажется диссонансом полное игнорирование темы растительного мира в области обрядовой графики. Из всего фонда граффити, собранных на строительных материалах, только одно можно определить как изображение водяной лилии. Не отмечено растительных сюжетов и среди керамических клейм Подонья. Крайне редки они среди орнаментации зеркал, где связаны с подражаниями китайским образцам.

 То же можно сказать и в отношении подвесок-амулетов. Растительные сюжеты появляются только в гравировках перечисленных выше костяных дарохранительниц, и то не всех. Их образный строй явно сближен с торевтикой сасанидского круга, где сочетание растительных сюжетов с мифологическими образами было принято. Для традиционной салтовской лощеной керамики, несмотря на ее не только парадную, но и культовую функцию, как помещаемой при погребенном емкости для сопутствующей пищи, растительная орнаментация ограничена только одним сюжетом дерева с прямыми опущенными или поднятыми вверх параллельными ветвями, мотив «ёлочка».

В плане игнорирования растительных сюжетов амулеты полностью выпадают из общего строя оформления салтовского художественного металла. Вообще же, для хазарского искусства характерна разграниченность растительных сюжетов с зооморфными и антропоморфными, тогда как в синхронных произведениях художественного металла Танского Китая, Византии, Ирана, Сибири, Средней Азии, Аварского каганата, в более позднее время — Древней Руси, отмечается их сочетание и даже тесное переплетение в одной композиции и в одном образе.

Растительный мир, символ плодородия и жизни, не мог случайно игнорироваться при создании оберегов для женщин и девочек.

Может быть, этот феномен объясняется тем, что растительные сюжеты воспринимались сознанием обитателей Хазарского Подонья, как связанные прежде всего с материальным, земным миром и своим тяготением к профанному могли ослаблять медиативную силу запечатленных в амулетах образов?

Другой особенностью образного строя как графики, так и амулетов можно назвать избегание сюжетов, связанных с хтоническими силами. Подобную сдержанность, а то и полный сознательный отказ от упоминания нижнего мира не только в изобразительных, но и вербальных текстах фиксируют этнографические материалы и эпиграфические памятники. В графике образы рыбы, змеи, хищника наблюдаются только в тех композициях, где задачей было представить некую целокупность мироздания.

Исходя из факта избегания хтонических образов в салтовском художественном металле, можно заключить, что неприятие треугольной части фибулы из-за ее оформления змеиноголовым персонажем способствовало трансформации украшения в привески с парными протомами.

Сравнивая амулеты Хазарии и Древней Руси, тем более Хазарии и этнически родственной Алании, невольно задаешься вопросом, не была ли специфика салтовских амулетов явлением обусловленным не столько стадиальным развитием религиозных взглядов и этнической традицией, сколько единой государственностью разноплеменной Хазарии? Впрочем, не могу не отметить, что влияние государственности на культуру Хазарии, в том числе и религию, остается слабо изученным.

Анализ и сопоставление материалов показали не только устойчивость сюжетов, но и существование лежащего в основе этой устойчивости жесткого каркаса до мелочей продуманной и хорошо известной в разных частях Хазарии мифологической системы. Единство системы символов прослеживается не только по горизонтали, но и по вертикали. На отдаленных друг от друга памятниках обширной территории Каганата бытовали одни и те же типы амулетов и очень близкие по типологическому набору и сюжетам рисунки и знаки. И эта система довольно существенно отличалась от принятых в Алании или Волжской Болгарии. Смысловое содержание сюжетов, композиционные особенности, набор маркирующих символов объединяют единством в выраженных в них мифологем сосуды сасанидского стиля, которыми пользовалась знать, более скромные произведения литейщиков, приобретаемые рядовым населением, и графические рисунки и знаки.