Бубенок О.Б.
Кремационный обряд захоронений хазарского времени на Северо-Западном Кавказе: Традиция или инновация?
(цитаты)

       В среде современных исследователей археологических памятников Хазарского каганата до сих пор не сложилось единого мнения относительно сколь-нибудь убедительной интерпретации погребальной обрядности племен, входивших в состав империи хазар. До этого особенности погребального обряда салтовских племен давали основания многим археологам выделять внутри салтовской культуры локальные варианты, соотносимые с известными по письменным источникам этническими группами. Исследователи памятников салтовской культуры уже давно пришли к выводу, что население Хазарского каганата было полиэтничным, и поэтому каждый этнос должен был обитать лишь на определенной территории. Однако эта, казалось бы стройная, схема начала рушиться, когда археологи начали предпринимать попытки этнически атрибутировать кремационные захоронения салтовского типа, встречающиеся лишь в двух ареалах распространения салтовской культуры. Одним из них стал район Северо-Западного Кавказа, где, по данным письменных источников, в поздне-хазарское время обитал массив адыгоязычных касогов. В соответствии этому, исследователи пытались выяснить, соотносятся ли как-то кремационные захоронения салтовского типа в этом месте Кавказа с пребыванием здесь касогов-адыгов или нет...
       Исследователи уже давно обратили внимание, что на некоторых раннесредневековых могильниках Северо-Западного Кавказа имел распространение обряд кремации, столь не типичный для северокавказских памятников предыдущего времени. Прежде всего, следует отметить некоторые погребения Борисовского могильника близ Геленджика, который был исследован В.В. Сахановым около ста лет назад и им же был продатирован на основе нумизматического материала как V–VII вв., так и IX в...
       Однако картина была бы не полной без упоминания могильника Дюрсо, расположенного близ Новороссийска. Как и Борисовский, могильник Дюрсо является биритуальным: здесь представлены более ранние трупоположения в грунтовых ямах и более поздние трупосожжения. Для нас особый интерес представляют последние, которых было 173, и они располагались двумя компактными группами в западной и юго-западной частях могильника...
      Как отметил А.В. Дмитриев, кремационный раннесредневековый могильник Дюрсо – не единственный на Северо-Западном Кавказе. Анализируя ситуацию в Северо-Западном Причерноморье, А.В. Пьянков пришел к следующим выводам: “В VIII в. происходит частичная смена населения, отразившаяся в распространении в отдельных районах нового погребального обряда. На анапско-гелендижкском побережье в Западном Закубанье, вплоть до устья реки Псекупс, выявлено 20 могильников с кремациями второй половины VIII – IX веков. Эти могильники занимают компактную территорию. Ее северной границей служила река Кубань, южной – северные склоны
Кавказского хребта, западной – берег Черного моря, а восточной – река Псекупс. Кремации, распространившиеся в регионе, резко отличаются по основным деталям обряда от предыдущих и не связаны с ними происхождением...
       Еще в 1996 г. А.В. Пьянков и А.В. Тарабанов эти сходства на кремационных могильниках бассейна Северского Донца и Северо-Западного Кавказа объясняли “общностью происхождения” населения, их оставившего...
       Кроме того, в последние десятилетия очень популярным стало предположение А.В. Пьянкова о “касожском” происхождении носителей кремационного обряда на Северо-Западном Кавказе. Основанием для этого стали сведения средневековых авторов о проживании в данном районе в первой половине Х в. касогов...
       По этому поводу существуют и другие мнения. Так, А.В. Дмитриевым была высказана, и не без оснований, довольно интересная гипотеза относительно центральноазиатского происхождения населения, оставившего могильники в Дюрсо и Сухой Гомольше. Исследователь отметил, что цепь подобных погребений тянется на восток, до Алтая и Минусинской котловины, где подобные памятники увязываются с некоторыми группами населения Южной Сибири (тюрками, хакасами, енисейскими кыргызами). Ситуацию он представляет следующим образом: “В середине VIII века в связи с завоеваниями арабов и уйгуров в Южной Сибири складывается напряженная военно-политическая обстановка. Возможно, какая-то тюркоязычная группа, хоронившая умерших по обряду трупосожжения, в это время переместилась в пределы Хазарского каганата и на какое-то время осела на Харьковщине. Вторая группа откочевала на Северо-Западный Кавказ, где их памятники открыты в основном в районе Новороссийска (в Дюрсо эту культуру мы видим еще в сравнительно чистом виде)...
       Как уже отмечалось, очень близкими кремационным захоронениям Северо-Западного Кавказа являются кремационные могильники хазарского времени в бассейне Северского Донца. Наиболее знаменитым из них является могильник, входящий в состав комплекса, вблизи с. Сухая Гомольша, открытый и исследованный В. К. Михеевым...
       Так, на могильнике были найдены предметы конского снаряжения: удила, соединители ремней оголовья, фигурные подвески к конскому оголовью, бронзовый конский начельник, сбруйные пряжки, железные оковки лук для седел, сбруйные соединители, стремена, украшения ремней конской сбруи и т. п. Найденное при конском снаряжении оружие также может свидетельствовать, что обитатели Сухой Гомольши принадлежали к наиболее привилегированному в Хазарском каганате роду войск – кавалерии. На могильнике были найдены в значительном количестве сабли, топоры-чеканы, наконечники копий, обушки от кистеней, разнообразные по форме наконечники стрел, металлические детали колчанов, костяные накладки от луков. В результате, создается впечатление, что несение воинской службы было одной из основных функций мужского населения Сухой Гомольши. К тому же, найденные здесь предметы одежды и украшения (бронзовые пуговицы, бубенчики, железные фибулы, фрагменты цепочек, поясные пряжки и бляшки, поясные разделители, подвески-обереги, “туалетные” коробочки, серьги, пронизи, разнообразные бусы, перстни, браслеты), а также предметы туалета (зеркала, копоушки, пинцеты, туалетная ложечка) могут свидетельствовать о том, что население Сухой Гомольши в хазарское
время было отнюдь не бедным...
       Таким образом, А.В. Пьянков, как и А.В. Дмитриев, склонен был видеть в кремационных захоронениях VIII–X вв. на Северо-Западном Кавказе инновацию, появившуюся здесь вместе с пришлым населением.
       Последнее мнение более убедительно. Однако так и не ясно происхождение носителей кремационного обряда хазарского времени. Поэтому особый интерес могут представлять находки на кремационных могильниках как Северо-Западного Кавказа, так и Северского Донца. Так, инвентарь, обнаруженный в третьей группе погребений Борисовского могильника, был отличен от находок предшествующего времени...
       На могильнике были найдены в значительном количестве сабли, топоры-чеканы, наконечники копий, обушки от кистеней, разнообразные по форме наконечники стрел, металлические детали колчанов, костяные накладки от луков. В результате создается впечатление, что население как на Северо-Западном Кавказе (Борисово, Дюрсо), так и в бассейне Северского Донца в Сухой Гомольше было связано с военной службой в кавалерии, т. е. имело непосредственное отношение к степной жизни...
       Говоря о кочевом происхождении обитателей Сухой Гомольши и Дюрсо, необходимо учитывать три возможных маршрута появления носителей обряда кремации на Северо-Западном Кавказе и в бассейне Северского Донца. Во-первых, носители кремационной традиции могли появиться в начале в бассейне Северского Донца, а оттуда переселиться на Северо-Западный Кавказ.
       Во-вторых, носители данной традиции могли сначала появиться на Кавказе, а оттуда продвинуться на северо-запад в район Сухой Гомольши. В-третьих, носители кремационного обряда могли одновременно заселить и земли Прикубанья, и бассейн Северского Донца, т. е. прийти из какого-то третьего места...
       В связи с этим интерес может представлять описание хазаро-болгарской войны второй половины VII в., которое содержится в Пространной редакции Письма Иосифа: Согласно данным Иосифа, хазары первоначально не смогли из-за своей малочисленности одолеть болгар-“В-н-т-р’ов”, но потом им это удалось, и часть болгар ушла на Дунай.
       Это можно объяснить лишь ростом количества племен, вошедших в состав хазарской племенной конфедерации, что могло быть вызвано значительной миграцией населения, где доминировали представители племени западных Ашина. Следовательно, имеются основания считать, что хазарские каганы переселились в степи Северного Причерноморя с территории Западного Тюркского каганата...
       Для нас особый интерес может представлять дальнейшая судьба носителей кремационного обряда. Необходимо отметить, что авторы Х в. зафиксировали у хазар обряд ингумации. Однако Мирхонд сохранил легенду, согласно которой в давние времена хазары бросали покойника в огонь под звуки песнопений и барабанов. При этом Мирхонд добавил: “Говорят, что этот обычай остался в тех странах по настоящее время”. Таким образом, есть основания считать, что среди части хазар изначально практиковался обряд кремации, который впоследствии был заменен на обряд ингумации. Из этого следует, что хазары, поселившись в своей новой резиденции – Итиле, со временем отказались от традиции кремирования своих каганов...
       Наиболее вероятно объяснение, согласно которому, во время арабо-хазарских войн, в конце VII – начале VIII вв., носители кремационного обряда принимали участие в боевых действиях против арабов, т. е. они могли длительное время быть на Северном Кавказе вблизи Дербентского и Дарьяльского проходов. Таким образом, имеются основания говорить об обитателях Дюрсо и Сухой Гомольши, как об одних из создателей салтовской культуры. А это может означать, что они должны были появиться на землях Хазарского каганата значительно раньше середины VIII в...
       Следовательно, хазарский каган мог переселить одно из племен хазарской орды на юго-западные границы каганата, для контроля ситуации над весьма ненадежными адыгами. То же самое можно сказать и о причинах появления такого же населения на северо-западных границах Хазарского государства, где поселились вассальные кагану аланы и болгары. Очевидно, как это принято в традициях средневековых кочевников, эти две группы близкородственного населения должны были представлять собой правое и левое крыло одного племени...
       В сложившейся ситуации имеет смысл поддержать мнение А.В. Пьянкова, согласно которому, появление на Северо-Западном Кавказе кремационных захоронений салтовского типа и возникновение нового этнонима касоги – взаимосвязаны...
       Необходимо отметить, что древнерусские летописцы использовали два варианта этого этнического названия – касоги и косоги, что может лишь свидетельствовать о диалектных расхождениях в древнерусском языке...
       Известно, что осетины еще до сих пор называют кабардинцев каесаег, каесгон. Именно осетинское окончание –аег данного
этнонима дало основания Г.Ф. Турчанинову говорить об аланах как о посредниках в распространении данного этнического термина среди восточных славян. Это же можно сказать и о ситуации с этнонимом в среде византийцев, арабов, персов и других народов...
       В пользу того, что этноним имел первоначальный вид кас-, могут свидетельствовать данные некоторых других письменных источников. Так, в конце Х ст. неизвестный фарсоязычный автор трактата „Худуд ал-‘Алам” локализовал близ страны аланов на берегу Черного моря область Каске. В Пространной редакции письма хазарского царя Иосифа в непосредственной близости от владений кавказских аланов упомянута „страна Каса”. Плано Карпини в своей “Истории монгалов”, составленной в 40-е гг. ХIII в., упомянул среди народов Кавказа и этническую группу Касы.
       Если коснуться вопроса о происхождении этнического названия кас-ог, то можно отметить, что в состав данного этнонима входит термин кас-, что заставляет вспомнить этнические и социальные названия – хазар, казак, казах, тюркское происхождение которых уже было давно доказано, ибо они, по мнению многих исследователей, происходят от общетюркского кас (коса) – “кочевать”...
       Это заставляет вспомнить мнение А.В. Пьянкова о “касожском” происхождении носителей кремационного обряда на Северо-Западном Кавказе, ибо данные средневековых авторов свидетельствуют о проживании в упомянутом районе в первой половине Х в. именно касогов. И это при том, что этноним касог и кремационные захоронения в Дюрсо появились практически одновременно.      
       Поэтому можно считать, что изначально термин касог являлся обобщающим названием для смешанного тюрко-адыгского населения Прикубанья в конце VIII – первой половине X вв. И уже в послехазарский период он использовался как обобщающее наименование для всех адыгов, ведь история знает немало таких примеров, когда название политически господствующей этнической группы переходит на подвластный народ...

ссылка на источник

Дудин В.В.
Образование Тмутараканского княжества и его взаимоотношения с народами Северного Кавказа во второй половине X - начале XI вв.
(цитаты)

       Начало истории Тмутараканского княжества принято связывать с походом на Хазарский каганат киевского князя Святослава Игоревича (945–972). «Повесть временных лет» сообщает о том, что в 965 г. «...иде Святославъ на козары; слышавше же козари, изидоша противу съ княземъ своимъ Каганомъ, и съступишася битися, и бывши брани, одоле Святославъ козаромъ и градъ ихъ и Белу Вежю взя. И ясы победи и касогы».
       Важные сведения, касающиеся хазарского похода Святослава, сохранились в сочинении арабо-персидского историка Ибн Хаукаля (X в.), который сообщает о том, что русы напали на Булгар, торговую часть Итиля – Хазаран, Семендер и другие территории, принадлежавшие ха-зарам, булгарам и буртасам. Ибн Хаукаль пишет, что «русы напали (или истребили) всех их, отняли у них все эти области и присвоили их себе. Те же, которые спаслись от их рук, разсеяны (орфография и пунктуация источника. – Ред.) по ближайшим местам, из желания остаться вблизи своих стран, и надеясь заключить с ними мир и подчиниться им».
       Поход киевского князя Святослава в 965 г. положил конец господству хазар на Северном Кавказе и в то же время привел к возникновению на берегах Керченского пролива русского Тмутараканского княжества. Центром этого княжества был город Тмутаракань (по-гречески – «Таматарха», «Матрика»). К X в. этот город превратился в крупный торговый центр на стыке водного пути из Византии к Дону и сухопутного – от Тамани на Северный Кавказ и Закавказье.
Территория княжества охватывала Восточный Крым, Таманский полуостров и, возможно, нижнее Прикубанье. Тмутараканское княжество не было этнически однородным. Здесь обитали касоги, аланы, русы, хазары, греки, обезы (абазинцы), армяне. О многонациональном составе населения княжества упоминают и русские летописи. Так, в Новгородской четвертой летописи под 1066 г. читаем: «Ростиславу соущу Тмутороканю и емлющю дань оу Касогъ и оу [и] иныхъ странъ…».
       Тмутараканское княжество оказывало сильное влияние на развитие экономики и культуры народов Северо-Западного Кавказа. Город Тмутаракань был крупным торговым и культур-ным центром. Тмутараканский порт связывал население Северо-Западного Кавказа с Русью, Византией и другими странами. Арабо-персидский историк ал-Идриси (1100–1165) в своем сочинении «Отрада страстно желающего пересечь землю», сохранил описание Тмутаракани. «Матарха – это вечный город, существующий с незапамятных времен, и неизвестно, кто его построил. Там есть виноградники и обработанные поля. Его владыки очень сильны, мужественны, благоразумны и решительны. Их почитают за смелость и господство над соседями.
       Это большой город с множеством жителей, с процветающими областями; там имеются рынки и [устраиваются] ярмарки, на которые съезжаются люди из самых отдаленных соседних стран и близлежащих округов».
Первое летописное упоминание о русском князе в Тмутаракани относится к 988 г. «Повесть временных лет», повествуя о двенадцати сыновьях Владимира Святославича (980–1015), сообщает о Мстиславе (ум. в 1036 г.), которого отец посадил княжить в Тмутаракани. Следующее упоминание о Мстиславе относится к 1022 г. «Повесть временных лет» под этим годом сообщает о военном походе тмутараканского князя Мстислава на касогов. По предложению касожского князя Редеди, во избежание ненужного кровопролития исход битвы должен был решить рукопашный бой двух князей без применения оружия. Во время схватки Мстислав начал изнемогать: «бе бо великъ и силенъ Редедя», и когда его силы были уже на исходе, то он, по словам летописца, вознес пламенную молитву Пресвятой Богородице, обратившись к ней со словами: «О пречистая Богородице помози ми. Аще бо одолею сему, съзижю церковь во имя твое». Сказав это, Мстислав ударил Редедей «...о землю. И вынзе ножь, и зареза Редедю. И шедъ в землю его, взя все именье его, и жену его и дети его, и дань възложи на касоги. И пришед Тьмутороканю, заложи церковь святые Богородица, и созда ю, яже стоить и до сего дне Тьмуторокани». Этим единоборством с Редедей Мстислав заслужил прозвище «Храброго», так его и называет автор «Слова о полку Игореве».
       Как отмечает В.В. Мавродин, в княжение Мстислава власть русского князя в Тмутаракани значительно укрепилась, а вместе с ней возросло и культурное влияние Древней Руси на народы Северного Кавказа. Об этом свидетельствуют археологические находки, сделанные на Тамани и территории Ставропольского края. Так, на костяной пластинке (налучье), найденной на Тамани, изображен знак Рюриковичей (двузубец), который напоминает знак Ярослава Мудрого (1019–1054) и, вероятно, принадлежал Мстиславу. В Ставропольском крае, у села Преградного, был обнаружен каменный крест с надписью, вырезанной русскими буквами на кабардинском языке.
       Русские летописи сообщают о том, что после смети Владимира Святославича (1015) между его сыновьями началась кровопролитная борьба за власть, которая продолжалась в течение четырех лет (1015–1019) и победителем из которой вышел Ярослав Владимирович Мудрый, занявший в 1019 г. киевский престол. Ему не удалось осилить лишь Мстислава Тмутараканского. В результате некогда единое Древнерусское государство было поделено по Днепру между братьями.
       В 1023 г. между братьями вспыхнула открытая война, которая, по существу, являлась продолжением большой междоусобицы 1015–1019 гг. «Повесть временных лет» сообщает о том, что «В лето 6531. Поиде Мьстиславъ на Ярослава с козары и съ касогы». Тмутараканский князь выбрал удобное время для похода. В это время Ярослава не было в Киеве, так как он находился в Новгороде. Мстислав со своим войском подошел под самые стены Киева, но киевляне затворились в городе и не приняли Мстислава. Не решившись штурмовать столицу Древнерусского государства, Мстислав отступил, предпочтя закрепиться в Чернигове – стольном граде огромной земли, включавшей в свой состав всю северо-восточную Русь.
Обеспокоенный этими событиями, Ярослав обратился за помощью к варягам, чье появление в Новгороде значительно укрепило его войско. Встреча противоборствующих сторон произошла в 1024 г. под городом Лиственом, расположенном неподалеку от Чернигова. Бой проходил в кромешной тьме, в дождь и грозу. Против ударной силы Ярослава – наемников-варягов – Мстислав выставил в «челе», т. е. в центре, своего войска черниговскую дружину северян, а приведенную из Тмутараканского княжества касого-хазарскую дружину поставил «по крилома». Ярослав потерпел поражение и вместе с предводителем варягов был вынужден бежать с поля боя, минуя Киев, в Новгород.
       Обходя наутро поле битвы, Мстислав «рече: «Кто сему не радъ? Се лежить северянинъ, а се варягъ, а дружина своя цела». Из этого сообщения русской летописи видно, что тмутараканскому князю касожско-хазарская дружина была ближе северян Черниговской земли. «Повесть временных лет» подчеркивает, что Мстислав «любяше дружину по велику».
Русь снова раскололась надвое. Ярослав сохранил за собой Новгород, Мстислав – черниговские и тмутараканские земли. В Киеве сидели «мужи» Ярославовы. На захват столицы Мстислав так и не решился.
       Через два года у Городца Ярослав и Мстислав заключили мир, по которому разделили Русскую землю по Днепру. Всеми землями к западу от Днепра владел Ярослав, а к востоку – Мстислав. Таким образом, все левобережье Днепра с Северской землей, Черниговом, Переяславлем, Тмутараканью и другими городами отошло к Мстиславу. Местом своего постоянного пребывания Мстислав избрал Чернигов, став, таким образом, по существу, правителем самостоятельного государства. Под управлением Ярослава остались Киев с правобережными землями, весь Север Руси во главе с Новгородом.
       Русские летописи сообщают о том, что в 1030 г. Ярослав Мудрый в союзе с Мстиславом Тмутараканским организовал военный поход на города Червенской Руси, временно подпавшие под власть Польши. Червенские города были сравнительно небольшим и недолго существовавшим территориальным объединением на западной окраине древней Волыни – ареала проживания летописных дулебов. Этот район имел важное стратегическое значение, являясь основной торговой магистралью, связывавшей Киевскую Русь со странами Центральной Европы. Через него проходили оживленные торговые пути, соединявшие Киев с Краковом, Прагой, Люблином и прусским побережьем Балтийского моря, которым пользовались еще римские купцы.
       В статье под 1030 г. «Повесть временных лет» сообщает о том, что «Ярославъ и Мстиславъ собраста вой многъ, идоста на Ляхы, и заяста грады червеньскыя опять, и повоеваста Лядьскую землю, и многы ляхы приведоста».
       В 1036 г. Мстислав «изиде на ловы, разболеся и умре», не оставив наследника – его сын Евстафий скончался раньше своего отца в 1033 г. Та часть Руси, которой управлял Мстислав, перешла в руки Ярославу Мудрому, который с того времени, по словам летописи, «бысть самовластець Русьстей земли». Так, спустя двадцать с лишним лет после смерти Владимира Святославича Русь снова стала единой.
       Таким образом, мы можем сделать вывод, что образование Тмутараканского княжества оказало большое положительное влияние на развитие взаимоотношений между Древнерусским государством и народами Северного Кавказа. Данные древнерусских и арабо-персидских источников, а также некоторые археологические материалы свидетельствуют о том, что русское Тмутараканское княжество способствовало развитию не только экономических, но и политических, военных и культурных связей между Русью и Северо-Кавказским регионом.

ссылка на источник

Сивер А.В.
Об этногенетической интерпретации генеалогической традиции
(цитаты)

       Легендарная традиция, как известно, является вариантом бесписьменной фиксации основ-ных событий в истории народа и передает скорее восприятие этих событий народной памятью, нежели их воспроизведение. С этой точки зрения интересны большинство этногенетических легенд, в том числе распространенных на Северо-Западном Кавказе, что представляют собой патронимические родословные, то есть их сюжет заключается в генеалогии князей, предводителей или другого рода персонажей-эпонимов, имена которых становятся названиями племен.
       Так, образ легендарного Инала – первопредка кабардинских князей – вызывает интерес не только с генеалогической, но и с этногенетической точки зрения. Настоящая работа представляет собой попытку на базе имеющихся вариантов известий об Инале реконструировать те реальные события, что легли в основу одной из наиболее грандиозных генеалогических традиций Северного Кавказа.
       Интерес к этой теме существует столько же, сколько сама тема: то есть когда известие об Инале дошло до европейцев и стало предметом анализа ученых адыгов. Редко кто из них не пытался выяснить реальную подоплеку Иналовой легенды. Основные вариации на ее тему принадлежат, в частности, П.С. Палласу, Г.Ю. Клапроту, И.Ф. Бларамбергу, Хан-Гирею, Ш.Б. Ногмову, Д.С. Кодзокову, Л.Я. Люлье, а их интерпретации – Л.И. Лаврову, А.В. Гадло, Ж.В. Кагазежеву, Ф.А. Озовой и другим.
       Инал предстает идеальным правителем: он и устроитель, собиратель земли, прекративший распри между князьями; и мудрый дипломат, установивший мир между адыгами и абхазами; и удачливый полководец, неизменно побеждающий своих врагов; и справедливый законодатель – словом, обладает всеми качествами, какие только могут и должны быть присущи государю. Почитание Инала при жизни как человека великого и практически святого продолжилось и после его смерти в форме поклонения (до последнего времени) мавзолею Инал-куба (Инал къуба) в вер-ховьях реки Бзыбь и другим связанным с ним местам.
       Статус адыгского князя (пши) был весьма высок, практически священен, что, вероятно, вос-ходило к высокому личному статусу его предка – Инала, знаковой фигуры в легендарной, а возможно, и реальной истории адыгской общности. Ощущается, что это имя играет огромную роль как элемент самосознания адыгских «племен».
       Между тем версии о происхождении самого Инала и генеалогии его потомков варьируются от легенды к легенде, подчас не только сильно отличаясь, но и прямо противореча друг другу. Но в любом случае вне зависимости от подробностей происхождение Инала выводится от арабов («аравийцев»), либо же Инал сам «был в Египте Султаном». Здесь принципиален сам момент «инородности» происхождения верховной власти, это выделяло княжеские и королевские фамилии не только вместе с дворянами из общей массы населения, но и среди самого привилегированного сословия. Особняком ото всех остальных стоит пересказ Л.Я. Люлье, согласно которому предки Инала, хоть и «аравийские выходцы», не были мусульманами и даже сопротив-лялись обращению в ислам. А между тем арабский мотив воспринимается как привнесенный именно исламом; версия же Л.Я. Люлье может содержать воспоминание о каком-то другом, быть может, о домусульманском варианте легенды.
       Отдельный интерес представляет цикл кабардинских легенд о первом кабардинском феодале Кабарде Тамбиеве, вассале Инала. Кабарда в этой легенде – тоже пришелец, но не из далекой Аравии или Египта, а из родственного племени. О происхождении Инала не говорится ничего, но, судя по всему, он изначально отнесен к знатным адыгам.
      Таким образом, арабский мотив призван освятить власть династии Инала почти божественным с точки зрения мусульман происхождением. Египетская линия тоже объяснима (имея в виду существование Мамлюкского султаната); словосочетание «султан Египта» само по себе должно было внушать почтение и к самому носителю титула, и к его родственникам и потомкам. Что касается участия в судьбе рода Иналае «кесаря» Византийской империи, то здесь видится параллельная арабской линии попытка утверждения священства княжеской власти через «мандат» византийского императора; возникновение этого мотива должно быть отнесено к домусульманскому, христианскому периоду в истории адыгов. Наконец, крымский сюжет вполне может оказаться реальным: о пребывании неких предков современных кабардинцев в Крыму могут свидетельствовать данные крымской топонимики и археологии.
       Еще более вариативна генеалогия потомков Инала, хотя, по сути, главная мысль остается все той же: чем отдаленнее в этноисторическом плане оказываются «племена», тем в более дальнем родстве находятся их первые князья. Таким образом, эта генеалогия отражает не столько поколенную память княжеских кланов, сколько представления о структуре адыгских этнополитических подразделений и их иерархии. Любопытна версия К.Ф. Сталя, по которой Инал выступает отцом братьев-эпонимов, давших свое имя подвластным им племенам. Патронимический характер версии не является уникальным и должен обладать представлением об этнической группе как изначально группе родственной.
       У легендарного Инала много разных имен и прозвищ (Акабгу, Неф и другие), но самое и интересное из них – Кес. В этом имени явно слышится намек на этнонимы «касог» и «черкес» (корень кас/кес), что превращает его носителя в эпонима, причем всего адыгского массива; имя это легенда может присвоить и одному из предков Инала. Совершенно не исключено, что все эти имена и прозвища в разное время носили разные князья и вожди, чьи образы в народной памяти слились в один.
       Время жизни Инала, судя по всему, очень важно для исторической памяти адыгов, ибо это время их консолидации («прекращения распрей»), образования общеадыгского объединения (вариант – кабардинской державы). Определив, когда жил настоящий Инал, можно частично понять, что и как привело к возникновению на историческом пространстве адыгского суперэтноса. Но после анализа многочисленных версий напрашивается вывод, что время жизни Инала однозначно определить невозможно. Объяснением этому может служить предположение, что у великого Инала из легенды было несколько реальных прототипов, скорее всего, живших в разное историческое время.
       Принятие образа Инала как собирательного позволяет полнее использовать легендарный материал и попытаться реконструировать не столько личность исторического Инала, сколько события его эпохи, сделавшие это имя легендарным. События, ставшие первоосновой легенды, действительно следует датировать периодом раннего Средневековья. При этом мы будем иметь в виду, что под именем Инала могут «скрываться» несколько вождей одного правящего дома. Главной заслугой Инала является «прекращение распрей», то есть объединение адыгов. Период консолидации протоадыгских племенных союзов в единую адыгскую общность – вот что могло оставить в народной памяти столь неизгладимый след. Свидетельство тому – имя Кес, принадлежащее предку Инала или же ему самому. В раннем Средневековье на территории будущей Черкесии существовали два этноплеменных конгломерата: зихи, известные в источниках с рубежа нашей эры и к началу II в. распространившие свой этноним на все Черноморское побережье от Цемесской бухты до реки Шахе, и касоги, вероятно, выступившие на историческую сцену в VII в. как племенной союз Среднего и Нижнего Прикубанья. Интеграционные процессы между ними и привели к образованию державы Инала, а корень кес из этнонима касогов стал основой общего экзоэтнонима черкесов.
     Не только не исключено, но даже наиболее вероятно, что заслуги, приписанные легендой одному человеку, на самом деле принадлежат нескольким сменявшим друг друга более или менее удачливым вождям. Общим результатом их деятельности стало появление политического образования, в рамках которого и сформировался будущий адыгский суперэтнос. И деятельность эта протекала на протяжении второй половины – конца I тысячелетия. Несомненно, основу «коллективного Инала» составил образ реального лидера (как бы его ни звали) с яркими харизматическими характеристиками и выдающимися организаторскими способностями, вокруг которого впоследствии и была сформирована история об идеальном правителе.
       Разделяясь или ссорясь, потомки легендарного Инала непременно «уводят» куда-нибудь своих подданных, основывая на новом месте новые «племена», названные по имени своих князей. Таким образом, распад общности подданных Инала на общины, подвластные разным его потомкам, напоминает процесс распада «большой» патриархальной семьи: выходя из отцов-ского дома, выросшие сыновья образуют собственные семьи и роды в своих новых домах. Именно как распад большой семьи, и возможно не только княжеской в прямом смысле, но и «семьи народов» в переносном, историческая память адыгов могла зафиксировать разделение некогда единого целого – «державы Инала».
       Этот процесс облегчала незавершенность общеадыгской интеграции, ведь формирование «раннесредневековой народности» только началось. Раздел должен был произойти и, скорее своего, произошел по границам «субъектов» конфедерации, в результате Константин Багряно-родный зафиксировал на территории Черкесии три образования: прибрежную Зихию и «материковые» Папагию и Касахию. Процесс консолидации адыгов действительно выглядит «прерывисто», но надо понимать, что интеграционные тенденции в эти «перерывы» не исчезали, просто опускались на более низкий уровень – чем прочнее были связи между локальными группами, тем больше друг от друга отделялись местные «племена».
      С этой точки зрения верхним хронологическим рубежом интересующего нас периода должен быть признан Х в., когда арабский путешественник Ал-Масуди сообщает, что, с одной стороны, касоги-черкесы (именно он уравнивает эти термины), живут «между горой Кабх и Румским морем», то есть их ареал охватывает не только Касахию, но и Зихию Константина Багрянородного; с другой же стороны – они «не могут объединиться под властью одного царя», то есть центростремительные тенденции предыдущего времени уже побеждены центробежными.
       Параллельно продолжается проникновение адыгов на Центральный Кавказ. После падения аланской гегемонии адыги (в частности кабардинцы) действительно заняли место алан, но не столько в географическом, сколько в политико- и культурно-историческом смысле. При всем при том осознание былого единства самими адыгами, а также их соседями центробежные процессы не смогли аннулировать. Общее самоназвание «адыгэ» сохраняется до сих пор, заменяя собой «племенные» субэтнонимы. Унифицировался и экзоэтноним: «касоги» (северные соседи), «черкесы» (восточные), «зихи» (европейцы).
       Реакцией адыгских княжеств на противоречивые события ХIV в. могло быть только укрепление собственной государственности; признаком же государственной силы, если не достаточным, то необходимым, в то время была сильная власть монарха, подкрепленная наследственной традицией. Ничто не противоречит предположению, что такая власть, хоть и временно, была установлена, и среди тех, кто сделал это, был «Инал/Акабгу» из русской родословной росписи ХVII в.. Но династическая власть продержалась в Кабарде недолго, можно предположить – до его смерти. Каждый князь чувствовал себя наследником династии обоих Иналов, которых впредь легенда будет принимать за одного. Разумеется, были и те, кто пытался этому противостоять. Среди них были и потомки Идара Инармасова, в частности Темрюк Идаров, пусть и на время и только в рамках Малой Кабарды сумевший установить относительное государственное единство. Вероятнее всего, версия о «султане Египта Инале» возникла в ходе контактов Идаровых – князей Черкасских – с русскими царями. Брак Гошенай-Марии с Иваном IV Грозным Темрюк, скорее всего, планировал как династический и, чтобы уравнять Иналовых-Идаровых с царственными московскими Рюриковичами, «назначил» своего первопредка могущественным монархом.
      О чем повествует Иналова легенда во всех ее вариациях? Об эпохе консолидации адыгов (политической, культурной, этнической), появления на просторах Северного Кавказа уникального суперэтноса. Этот длительный процесс растянулся на несколько столетий раннего Средневековья и был смикширован локальной интеграцией последующего времени. Но главный его результат – единое самосознание адыгов, одним из выражений которого в Средние века и стала ле-генда об идеальном князе-первопредке – ведет свою историю до сего дня.

ссылка на источник

ссылка на статью об Инале в блоге Жираслана Кагазежева

Суляк С.Г.
Предки русинов и кочевники: вопросы этнокультурного взаимодействия
(цитаты)

       В этногенезе восточных славян участвовали кочевые народы Северного Причерноморья. Определенный вклад в этногенез восточных славян внесли ираноязычные племена скифов и сарматов. Их влияние отражается в материальной и духовной культуре, языке. Славяно-иранский симбиоз обусловил отличие восточных славян от остального славянского мира. Иранское происхождение имеет название племенного союза антов - предков восточных славян. Антские племена уличей, тиверцев, хорватов легли в основу формирования русинского этноса. Длительное взаимодействие с кочевническим миром привело к образованию особого хозяйственного уклада у русинов, где земледелие сочеталось с отгонным скотоводством. Название племени хорваты в переводе с иранского означает «страж скота»...
       Византийские историки продолжали по традиции применять к населению Руси название скифы. Анна Комнина упоминает «одно из скифских племен», которое подвергалось постоянным грабежам со стороны кочевников, переправилось через Дунай, затем эти
«скифы» стали грабить соседние земли, а «в дальнейшем, немного утихомирившись, стали возделывать землю, сеять просо и пшеницу».
Лев Диакон в «Истории» русов называет скифами 63 раза, росами - 24, тавроскифами - 21, таврами - 9 раз. Скифами и тавроскифами именуют их Михаил Пселл, Георгий Кедрин, Иоанн Зонара, Иоанн Киннам, Никита Хониат и другие византийские авторы.
      Упоминали о «скифских» временах и русские летописцы. Автор «Повести временных лет», описывая восточнославянские племена,
уточнял: «А уличи и тиверцы сидели по Днестру и возле Дуная. Было их множество: сидели они по Днестру до самого моря, и сохранились города их и доныне; и греки называли их «Великая Скифь»...
       В русских летописях сохранился «Хронографический рассказ о Словене и Русе и городе Словенске» (из «Хронографа» 1679 г.). В
нем говорится о потомках Скифа (правнука Афетова, от которого прозвалась Скифия), князьях скифских Русе и Словене, которые «в
лето от сотворения света 3099» (2409 г. до н. э.) с родами ушли от Черного моря «от роду своего и братия своея» из-за распрей, междоусобицы и «крамола многа и тесноты ради места»...
      В восточнославянских языках сохранилось немало заимствований из иранских языков (к примеру, лепо, хорошо, пес, собака, шаровары,
топор и т. д.) (Мавродин 1978: 92; Вернадский 2000: 118.)...
      Мифология, языческая религия славян сложилась под иранским влиянием. Об этом свидетельствуют слова *bogъ (бог), *vatra (от *аtar - огонь), названия восточнославянских божеств Семаргл, Сварог, Хорс...
       Большое иранское влияние обнаруживается в топонимике. Иранское происхождение имеют гидронимы Прут (Porata), Тирас (tиra
– быстрый, сильный), Дон, Донец, Днепр, Днестр (dаn – вода, река) и т. д...
       В формировании черняховской культуры Пруто-Днестровского междуречья и прилегающих районов Нижнего Подунавья решающую роль сыграли сарматы и гето-даки...
       В VI в. на смену черняховской культуре пришла новая, типично славянская пеньковская (антская), получившая распространение на территории Молдавии и Украины...
       Как считал В.В. Седов, анты - племенное название славянской группы, имевшей свои этнографические особенности и сформировавшейся при активном участии иранского (сарматского) этнического компонента. Это мнение разделяет М. Гимбутас, считавшая, что в Пруто-Днестровском регионе сарматы слились с местным населением и к этому времени сменили кочевой образ жизни на оседлый, начав заниматься сельским хозяйством. Этноним ант, вероятно, восходит к древнеиндийскому antas - конец, край, antyas - находящийся на краю, осетинскому attiya - задний, позади. Таким образом, в переводе на русский анты – это «живущие на окраине», «пограничные жители», «украинцы». Это имя могло быть заимствовано греками у аланов южнорусских степей...
       Последнее упоминание об антах, воевавших на стороне Византии против аваров, датируемое 602 г., содержится у Феофилакта
Симокатты: «Тем временем каган получил известие о набегах ромеев, направил сюда Апсиха с войском и приказал истребить племя
антов, которые были союзниками ромеев»...
       Население региона было неоднородно. С начала XI и до XII в. в северочерноморских степях кочевали печенеги, торки, половцы, которые не только совершали набеги, но и становились оседлыми. В то время территорию Карпато-Днестровских земель населяли племена хорватов, тиверцев и уличей.
       Хорваты были одним из антских племен. Этноним восходит к периоду славянизации ираноязычного населения в условиях черняховской культуры. Тиверцы – этноним от античного названия Днестра – Тирас, их предки – одно из племен антов. Уличи жили южнее Киева, после взятия Пересечена в 940 г. переселились в междуречье Южного Буга и Днестра. Название племени хорватов, вероятнее всего, произошло от древнеиранского «пастух, страж скота»...
       По тому, как авторы того времени именуют эти земли Аланией, а Прут - Аланской рекой (Alarms fluvius), можно сделать вывод, что сарматы подчинили себе местное население. Множество топонимов с корнем «яс», включая город Яссы, заставляет предположить, что это была ветвь восточных аланов - аорсы, ясы или птолемеевские асайи. Ученый отожествлял их с антами, присутствовавшими в этом регионе с IV до VI в., после чего они были ассимилированы славянами...
       Именно на юго-восточной окраине славянского мира появилось слово Русь...
       Вопрос о носителях балкано-дунайской культуры остается открытым. По утверждению ряда археологов, это культура Первого Болгарского царства и по основным признакам прежде всего славянская. Вместе с тем в ней явственно проступали тюркские черты
(салтовские), и здесь есть отдельные элементы, позволяющие считать, что в числе ее носителей могло быть и романизированное население бывших римских провинций. Вероятно, в состав этой культуры вошли три основных этнокультурных элемента: славянский,
тюркский и волошский (восточнороманский)...
       Часть тиверцев и уличей из-за постоянных набегов кочевников отошла в Трансильванию и Северную Венгрию, тем самым положив начало Семиградской Руси...
       В ХII-ХIII вв. в Карпато-Днестровских землях появляются новые названия групп населения: берладники, бродники и галицкие выгонцы...
      Берладская земля, как считает Р. Рабинович, скорее всего находилась в области подунайских городов в Добрудже, т. е. за пределами русских земель, вероятно, была формально подчинена властям Византийской империи и являла собой праобраз Запорожской Сечи...
       В первой половине ХIII в. письменные источники упоминают бродников. Сведения о них чрезвычайно скудны. Бродники жили на
русско-половецком пограничье в Подонье и Карпато-Днестровских землях. Сведения о бродниках содержатся в пяти венгерских и папских грамотах 1222-1250 гг. Их земли большинство исследователей размещают к востоку от Карпат, западным пределом земли бродников была река Сирет. До сих пор бесспорных свидетельств о местонахождении и этническом составе земли бродников нет. Наиболее аргументирована славянская, но также перспективны германская и аланская версии...
       После татаро-монгольского нашествия на территории современной Молдавии образовался золотоордынский центр. В связи с этим
население стало еще более полиэтничным. Затем здесь выделился улус Ногая (западное половецкое объединение – команы).
После захвата Галицкого княжества Польшей в конце XIV в. на входивших в его состав Карпато-Днестровских землях образовалось Молдавское княжество. С его появлением и разгромом ордынских войск Ольгердом в 1362 г. в битве у Синих вод (на реке Синюхе) татаро-монголы были изгнаны, и Пруто-Днестровское побережье стало частью Молдавии, основное население которой составляли волохи и русины...

ссылка на источник

кто такие русины

Хотко С.А.
Религиозный облик населения Северо-Западного Кавказа в VIII-XV вв.: соотношение христианства и языческих культов
(цитаты)

       Религиозный синкретизм на Северном Кавказе как результат сложного взаимодействия местных верований, христианства и ислама привлекает внимание многих исследователей...
На протяжении VI–XV вв. на территории Северо-Западного Кавказа получило значительное распространение византийское христианство, а в последние два столетия этого периода – католичество. Внедрение христианской религии поощрялось византийскими императорами и церковью.
       Архиепископия Зихии (Черкесии) была достаточно крупной автокефалией вселенской церкви. В нотициях VII–X вв. ряд архиепископий Крыма – Херсонская, Боспорская, Готская, Сугдейская и Фулльская – причислялись к епархии Зихии...
       В 1237 г. зихи названы Юлианом христианами, но христианская смиренность была абсолютно чужда зихскому государю, у которого, по замечанию монаха, было сто жен. Допустим, что это значительное преувеличение, но за ним кроется подавляюще языческий быт Зихии, только формально христианской страны...
       В XVII в., который можно признать последним веком преобладания христианства у черкесов, культ бога молнии хорошо описан Ж.-Б. Тавернье затем уже в формально мусульманский период следует целая серия детальных описаний поклонения Шибле, символом которого считался Т-образный крест...
       Погребения зихов носят совершенно дохристианский облик, являются продолжением тысячелетней традиции погребальной обрядности разноплеменного, но, видимо, родственного населения Северо-Западного Кавказа. Эта автохтонная обрядность проявляется в следующих чертах: отсутствие христианской символики, каменный ящик, курганная насыпь, большое число погребального инвентаря, оружия, конские жертвы. Не встречаются погребения в гробах, в XIII–XIV вв. адыги стали хоронить в деревянных колодах, но и в этом нет, вероятно, христианского влияния. Можно полагать, что это степное (половецкое) влияние, тем более, что часто погребения в колодах сопровождались конским погребением. Что остается христианского в погребении средневекового зиха? Только ориентация головой на запад...
       Таким образом, зихская погребальная практика представляла собой полностью автохтонную обрядность. Она детальным образом описана в труде Дж. Интериано. Выражение соболезнования, тризна, привод коня на могилу и прочие элементы только подчеркивают самобытность местной практики. Интериано подчеркивает, что крещение принимают в 8-летнем возрасте по самой краткой процедуре и сразу по несколько человек, а князья и дворяне не посещают храм до шестидесятилетнего возраста. Интериано описал “варварское жертвоприношение” (sacrifi cio barbaro) или “замечательное зрелище” (meritoria spectaculo), связанное с ритуальным изнасилованием девственницы на похоронах...
       Весьма разительным образом зихская погребальная практика дистанцировалась от христианской традиции массовым применением кремации тела усопшего. Христианские (византийские и европейские) представления накладывали категорический запрет на кремацию и любые иные формы разрушения тела усопшего.
       Как раз в те самые века, когда формально институализированное христианство сделало наибольшие успехи в регионе под названием Зихия и должно было полностью охватить, как говорят, духовно окормлять, паству, зихское население кремирует покойников...
       ...в период наибольшей приверженности населения данному обряду (VIII–IX вв.) доля кремационных захоронений на различных могильниках Зихии колеблется от 50 до 100 %...
       На побережье Черного моря ареал кремационных погребений простирается от Анапы до р. Нечепсухо. Это может быть следствием того, что христианское влияние охватывало население Таманского полуострова, где в Матархе периодически находился центр Зихской епархии. В 1997 г. в станице Тамань был обнаружен моливдовул (вислая печать) архиепископа Зихии Антония с надписью: “Богродица, помоги Антонию, архиепископу Зихии”. Этот архиепископ упоминается в нотициях Константинопольского патриархата в 1054 г.. В районе Анапы обнаружена надгробная плита XII в. с греческой надписью, содержащей, как отмечает В.П. Яйленко, “имена из адыгской средневековой ономастической номенклатуры”: “Упокоился раб божий и дитя Охормаз. Генеджуата, жена Кан[..]атола, (поставила памятник) в году тысяча сто...”
       Никопсийская епархия и есть епархия Зихии как в церковном смысле, так и в плане этнического состава паствы. Большая часть известных грунтовых могильников зихского побережья в секторе от Шахе до Псоу является христианскими некрополями.
Это можно объяснить не только и не столько влиянием зихского духовенства, сколько культурным и политическим влиянием сначала Абхазского царства (VIII–X вв.)...
       Отказ от кремационной практики мог произойти под культурным влиянием золотоордынской элиты. Повседневное общение представителей черкесской знати с татарскими аристократами, аталыческие и матримониальные связи могли маргинализировать местный обычай погребения, столь резко отличающийся от общих норм, принятых как в самой Орде, так и на Руси, в Грузии, арабо-мусульманских землях...
       Характерным замечанием о культурном облике сначала зихов, а потом и черкесов была констатация того, что они “плохие христиане” (вариант: “плохие мусульмане”).
       Нетвердость монотеистических представлений, сила языческих культов делали адыгов в глазах греков, турок и арабов своего рода “злыми язычниками”. Преобладающее влияние оставалось за глубоко автохтонными культами, центральное место среди которых
принадлежало культу бога молнии.

ссылка на источник

Хотко С.А.
Население Северо-Западного Кавказа и евразийские кочевники: «алгоритм» военно-политического взаимодействия
(цитаты)

Автохтонный этнический массив Северо-Западного Кавказа формировался в условиях постоянного давления со стороны кочевых народов. Данная статья является попыткой проследить повторяющийся исторический сценарий, своего рода алгоритм взаимодействия земледельческого ареала с чередой кочевнических культур.
1-й этап этого алгоритма – кочевническое давление либо спланированная завоевательная кампания.
2-й этап – преимущественно мирное сосуществование с кочевым этносом, которое могло сопровождаться как признанием военно-политического верховенства кочевнической империи (Хазарский каганат, Золотая Орда), так и паритетными отношениями при периодичних взаимных набегах (кипчаки, ногайцы, калмыки).
3-й этап состоял в неизбежном появлении новой волны пришельцев, которые стремились сокрушить старых кочевников региона Дон-Кубань. Старые кочевники стремились заключать оборонительный альянс с черкесами. Эта модель, когда старое тюркское население заручается поддержкой адыгов, относится не только к тем кочевым этносам, чья политическая система отличалась значительной децентрализацией (половцы, ногайцы), но и к кочевым государствам: Тохтамыш с черкесами против Тамерлана, Крымское ханство с черкесами против калмыков. На протяжении третьего этапа тюркские ханства обязательно испытывают культурное и военно-политическое влияние со стороны черкесов. Выходцы из Черкесии входят в состав управленческой элиты и Золотой Орды, и Крымского ханства.
4-й этап – интеграция кочевых племенных групп в черкесское пространство и некоторая зависимость от черкесов. Яркий пример давления черкесов на кочевое государство – Астраханское ханство, столицу которого черкесы захватывали несколько раз, содействуя воцарению ханов, которые были их родственниками. Этот этап отличается высоким уровнем межкультурных коммуникаций. Ассимиляция кочевников усиливала оборонный потенциал Северо-Западного Кавказа. На протяжении XVI – первой половины XIX вв. кубанские ногайцы прошли путь от конфронтации с черкесами через союзнические отношения к некоторой зависимо-сти от черкесов и благородных примеров черкесского патриотизма...
Представление о том, что на С.-З. Кавказе существует устойчивый в военно-политическом отношении союз, располагающий большим ресурсом конных воинов, было неотъемлемой частью историко-географических представлений в арабо-персидской, европейской и русской традиции. Можно полагать, что в еще большей степени представление о существовании такой страны было актуальным знанием для кочевников...
Кочевнические армии встречали здесь всадническое сообщество, потенциал которого подкреплялся как развитым оружейным делом, так и коннозаводством...

ссылка на источник

Аланский топорик с насечками молний. Оберег в бою.

Аланский топорик, удила с псалиями, стремена раннесредневекового касожского времени. 

ссылка на источник

Борис Кундрюцков

Тонко прожужжавши как пчела,
Задрожавши белым опереньем,
Захлебнувшися змеиным пеньем —
У копыт вонзилася стрела,
Обернулся в гневном удивленьи,
Затянул порывно повода,
Рукоятка руку обожгла
В сладостном и злом прикосновеньи.
Видел — три неслися, догоняя,
И четвертый, связанный в седле —
Бледной тенью завороженной в окне,
Бледной тенью солнце затемняя.
Сам воздушный, стройный как тростник,
Разметавший косы золотые...
 — Целовалися клинки стальные, —
А потом к губам я розовым приник!
Северянка дальними снегами
Заморозила мой порванный шатер —
Степь смутил смертельной болью взор,
Напоенный знойными ночами.
Трогала боярские кафтаны,
Примеряла блеклые шелка,
 — Конь летел домой издалека
О тоске шептали мне курганы...
И рождались удивление и страх...
Кто-то в сердце — звать его: «за... кон!»
Как бы мне поймать его в полон
Да петлею задавить его в степях...

10 февраля 1928 года
журнал «Вольное Казачество» № 5
стр. 10

Пилипчук Я.В.
Плавающие идентичности. От касогов и зихов к черкесам и кабардинцам
(цитаты)

       Так, Константин Багрянородный упоминал о касахах, папагах и зихах....
       Касательно же касахов, то в грузинской хронике «История и восхваление венценосцев» упомянуты кашаки. Под таким же этнонимом их знает и арабский историк ал-Масуди. В «Повести временных лет» упомянуты касоги. Нужно отметить, что среди черкесов были обычны как имена собственные названия тюркских титулов – Инал, Ак-Абгу...
       А. Пьянков приписывает касогам тюркское происхождение. О. Бубенок считает, что наименование касоги носили как адыгоязычное население, так и часть тюркоязычного кочевого населения, внедренного на территорию Таманского полуострова хазарской администрацией. Последнее более вероятно. По мнению А. Гадло, возвышение касогов началось в VII в...
       Во второй трети VI в. в Зихии была епископия. В отличие от абазгов зихи не были христианами, но в церковных документах упоминается их епископ Дометиан. Центром епархии была Никопсия. В ІХ в. кафедра епископа переехала в Матарху. Во времена иконоборчества в Зихию бежали иконопочитатели. Еще на рубеже IX–X вв., по данным Никита Пафлагона, большинство зихов было неверующими. Генесий помещал зихов между абазгами и иверами. Евстафий Солунский отождествлял зихов с древними синдами...
Если же перейти к реконструкции политической истории, то увидим региональные особенности. Нестор-летописец упоминает касогов как союзников хазар. В «Кембриджском документе» же ZYBWS – противники хазар. Стоит отметить, что на Таманском полуострове, где проживали черкесские племена, в Самкерце (Матархе) находилась ставка хазарского наместника Песаха, который разбил русов, нанятых византийским наместником Херсона. Черкесские племена, живущие на равнине, были вынуждены подчиниться хазарам, и они должны были называться касогами. Наименование их происходит от тюркского корня кос/кас – кочевать, и он связан с хазарами...
       Один из черкесских вождей, известных по их преданиям, имеет имя Инал, которое является тюркским по происхождению и обозначает принца. Описывая поход Святослава против хазар, стоит отметить, что, наверное, Святослав не стал в лоб прорываться через крепости на Северском Донце и Дону, а, пользуясь союзом с печенегами, вывел войско на лодьях через Днепр в море и взял Самкерц, благодаря высадке с моря, и потом через Азовское море проник на Нижний Дон, и уже оттуда устремился к Саркелу, где разбил хазар и союзных им донских алан. Нужно сказать, что черкесское население Таманского полуострова не было окончательно побеждено, и еще Мстиславу Владимировичу в 1022 г. пришлось воевать с вождем касогов Редедей (по-черкесски вождь звался Редеде).
       Стоит отметить, что по сведениям Нестора, Редедя согласился на поединок против Мстислава. Мстислав был князем Чернигова и правил владением Руси Тмутараканью, которая включала Керчь-Боспор и Матарху по берегам Керченского пролива. После Мстислава Владимировича в это владение бежали разные князья-изгои. Сам Мстислав Владимирович там набирал воинов из черкесов и алан. Князья-изгои набирали же воинов из соседних кочевников-кыпчаков. Среди населения Тмутараканского владения Нестор упоминал и хазар. Власть Рюриковичей над этим регионом просуществовала до самого конца ХІ в., пока «архонт Матархи, Зихии и Хазарии» Олег Святославич не отдал этот регион Византийской империи...
       До появления турок в Крыму владение в Матархе зависело от Генуи. Одним из важных последствий турецкого завоевания Крыма было прекращение связей черкесов с католическими странами. Этот контакт попробывал возобновить Дмитрий Вишневецкий, который вместе с несколькими знатными черкесами выехал в Великое Княжество Литовское. Вместе с ним переехали Касим Камбулатович, Гаврила Камбулатович, Сибок Васул Кансавукович, Солтан Жумкович, Темрюк Жумкович. В Речи Посполитой существовали пятигорские хоругви, а
польская военная мода ощутила некоторое влияние со стороны Черкесии и Грузии. В 1572 г. Темрюк во время войны с турками в Молдове проявил героизм. С. Павленко считает, что шляхетско-казачий род Мазеп был кабардинским по происхождению. Но, если предположение о восточном происхождении Мазеп вообще верно, то логично предполагать не кабардинское, а абазинское происхождение Мазепа, у которых часто в двусоставных именах встречается часть Ипа. Нужно отметить, что во время ревизий Черкасского и Каневского замков 1552 г. мы встречаем черкесские имена. Эти черкесы нанимались в состав войск Великого Княжества Литовского. Дмитрий Вишневецкий во время своих кампаний против крымцев использовал отряд из завербованых черкесов из племени жане. В 1560 г. он убедил часть черкесов принять православие, а в 1561 г. предоставил шляхетство черкесам, переехавшим в Великое Княжество Литовское. Мигранты поселились на Киевщине. Фридрих Темрюк-Шимкович был ротмистром в войске Речи Посполитой...
       Таким образом, мы пришли к следующим выводам. Черкесские племена были известны современникам под несколькими именами, и под ними скрывались разные племена. Черкесы в некоторой степени сосуществовали с кочевниками. Хазарский каганат и Золотая Орда доминировали над частью племен, живущих на плоскости. Печенеги были союзниками черкесов, а огузы были их противниками. Можно утверждать о некотором периоде доминирования черкесов на Таманском полуострове в ХІІІ в., в ХІІ в. же местные черкесы должны были признавать власть Византийской империи. Черкесы были слабо интегрированы в политическую жизнь Руси, куда большим, хотя и скромным, было их влияние в Грузии...

ссылка на источник

Бубенок О.Б.
Некоторые параллели в материальной культуре населения украинского Поднепровья и северо-западного Кавказа (к вопросу об адыго-славянских связях)
(отрывки)

       Близость Северо-Западного Кавказа и Северного Причерноморья всегда давала повод исследователям говорить о возможных контактах между населением отмеченных субрегионов как во времена античности, так и в средневековье. В специальной литературе уже неоднократно указывалось на давние связи населения украинского Поднепровья и Прикубанья. Так, В. П. Кобычев отметил: «Спектральный анализ металлических изделий трипольской культуры, распространенный в III–II тыс. до н. э. на территории Правобережья Днепра от Карпатских гор и до нижнего течения Дуная, показывает, что подавляющая их часть сделана из мышяковистой меди кубанской группы. Таврские каменные ящики-могилы, находимые в Крыму, археологи рассматривают всегда не иначе как в связи с аналогичными погребениями Северного Кавказа. В более позднее время на основании целого комплекса различных бронзовых предметов: топоров-кельтов, кинжалов, частей конского убора (псалий) и т. д. – археологи объединяют в один обширный ареал территорию Восточного Прикарпатья, Крыма и Северо-Западного Кавказа, суммарно называемый «киммерийским». В этой связи не менее показательны гидронимия и топонимия Среднего Поднепровья.
       Так, среди современных гидронимов украинского Днепровского Левобережья особо следует выделить название реки Псел. Эта водная артерия представляет собой левый приток Днепра и берет свое начало в Белгородской области России, а далее протекает через территорию Курской, Сумской и Полтавской областей до своего впадения в Днепр ниже г. Кременчуг. Весьма характерно, что в этом районе Приднепровья получили также распространение реки с аналогичными названиями. Так, притоками Псла являются реки Пселец, Псельчик и Псинка, которые протекают через земли Сумской области. Кроме того, в этом же районе находится река Псоля, которая является правым притоком Днепра. Однако на этом перечень аналогичных названий с основой на Пс на землях Украины является далеко неисчерпанным, хотя обращает на себя внимание то, что в районе Левобережного Поднепровья существует целое скопление гидронимов данного типа. Около ста лет тому назад О. М. Бодянский предложил сближение названия реки Псел с кавказкими гидронимами типа
Пса, Псе, Псекупс, Психуаба и т. п. По его наблюдениям, в основе этих гидронимов находится корень Псы, который в языках адыгских народов обозначает “вода, река”. Исследователи уже давно отметили, что гидроним Псел имеет много общего с гидронимами в
местах проживания адыго-абхазских народов на Северном и Западном Кавказе. Таких названий рек на Кавказе можно привести большое количество: Пседах, Псекупс, Псоу, Псужь, Псыбэ, Псыбъундж, Псыгуэнсу, Псыджор, Псыгъуабжэ, Псыжь, ПсыкIыгъожъ, ПсыIэху, ПсыкъепкIэ, Псымыгъу, Псымыхъу, Псынащхьэ, Псынэф, Псынап, ПсыпцIэ, Псыфыжъ, Псыхуабэ, Псыхушхъэ. Лингвисты единодушны во мнении, что в основе этих гидронимов лежит адыгское слово псы. А. К. Шагиров в “Этимологическом словаре адыгских (черкесских) языков” предлагает следующую этимологию этого слова: “псы ‘вода’, ‘река’, ‘речка’ – в значении “река” (“речка”) в адыгейском
слово встречается в композитах и в определенных сочетаниях; обычное (самостоятельное) название реки здесь псыхъэ». Исследователь также видит соответствия этому адыгскому термину в абхазском а-дзы (в абазинском дзы) и убыхском бзы – “вода, река”. Таким образом,
имеются основания считать, что гидроним Псел своим происхождением связан именно с адыгским псы – “вода, река”.
       Кроме того, В. П. Кобычев следы адыгского присутствия на землях Северного Причерноморья склонен связывать не только с названием Псел. В частности, по этому поводу он отметил: “К ним можно добавить Томако – остров на Днепре, реки Редединку (Редедя – легендарный касожский богатырь, упоминаемый русской летописью) – на Волыни, Унаву – приток Ирпени (от адыгского уна – “дом”, ср. по соседству река Домашня)”. К. Н. Тищенко также отнес к кавказским названия рек: “Псло (Псел, Псіолъ, Пьслъ, Песелъ), а также Пселець, Псоля”, которые “этимологически восходят к адыгейскому псы “вода». Кроме того, с кавказским влиянием К. Н. Тищенко связал также происхождение гидронимов Ворскла и Суба, Субот, Собот, Саба. Аналогии первому названию исследователь видит не только в грузинском vercxli, мегрельском var xli, k’varcxli, сванском varсi – “серебро”, или грузинском varcli – “корыто”, а также в дагестанских языках:
“лезг. уър, рут. уър, лак. баьр, арч. баьри, лезг. вир, но-вур, чам. и-гьир, анд. ъигьур, таб. да-гар”, а также аварские слова гІор – “река” и хІор –“озеро”. Что же касается второй группы гидронимов, то К. Н. Тищенко указал на их возможную связь с лезгинским сув(а) – “гора”, цахурским сува, табасаранским сив – “яр”, чеченским шу – “горб, возвышенность”. По этому поводу исследователь отметил: “Естественно, что река Субот Кв протекает-таки в глубоком яре (с. Малополовецкое Фастовского р-на)”. На сегодня среди ряда лингвистов нет сомнений в том, что часть гидронимов Среднего Поднепровья имеют кавказское происхождение. Однако нет единого мнения относительно времени их возникновения. Так, К. Н. Тищенко считает, что в далеком прошлом земли Северного Причерноморья представляли собой часть циркумпонтийской зоны, которая “по крайней мере с ІІІ тыс. до н. э. входила в сферу влияния кавказских и средиземноморских культур”. Следствием этого, по мнению исследователя, является существование на современной карте Украины некоторых гидронимов кавказского происхождения.
      Кроме того, особой оригинальностью к решению данного вопроса отличается подход В. П. Кобычева, который считал, что название восточных славян VI в. – анты имеет кавказское происхождение. Основанием этого, по его мнению, является то, что “в сохранившихся фрагментах убыхского языка (одного из черкесских племен) анта обозначает”чудовище, лесной человек». На основании этих совпадений исследователь сделал предположение: “Безусловно, анты VI в. н. э. в этническом отношении были стопроцентными славянами, но какая-то примесь каказского субстрата могла быть у них”. Таким образом, В. П. Кобычев дал понять, что приблизительно в это время, т. е. во времена античности и раннего средневековья на землях Северного Причерноморья могли появиться гидронимы кавказского (адыгского) происхождения.
      Необходимо отметить, что данным гипотезам не противоречат и данные древнерусских летописей, где упоминается название реки Псел. Так, первое упоминание о названии реки содержится уже в том фрагменте текста Ипатьевской летописи, где речь идет о походе киевского князя Владимира Мономаха против половцев в 1111 г. На пути к реке “Дон”, в которой современные исследователи склонны видеть Северский Донец, войско Владимира вынуждено было форсировать несколько рек. Об этом в Ипатьевской летописи сказано: “...и въста Володимеръ и Стополкъ и цЂловастался . и поидоста на ПоловцЂ . Стополкъ съ сномъ . Ярославъ и Володимеръ съ сынми . и Двдъ со сыном . и поидоша возложивше надежю на Ба . и на пречистую матерь его . и на стыгя англы его и поидоша . въ . в . недЂлю поста . а в пятокъ быша на СулЂ . в суботу поидоша и быша на ХоролЂ . и ту и сани пометаша . а в недЂлю поидоша в нюже хрестъ цЂлують и приидоша на Пслъ . и туди сташа на рЂцЂ ГолтЂ . ту пождаша и вои . и тудо идоша Въръскла...”.
      Необходимо отметить, что имеются основания говорить о контактах между населением Среднего Поднепровья и Северо-Западного Кавказа также в эпоху средневековья. Данные некоторых письменных источников дают определенные основания для этого. Это касается древнерусских летописей, в которых адыгов при описании событий Х – начала XIII вв. называли «касогами». Так, в большинстве списков “Повести временных лет” сказано: “В лето 6473 (965). Иде Святослав на Козары; слышавше же Козары, и изыдоша проитиву с князем своим Коганом, и соступишося обои; и одоле Святослав Козаром, и град их Белую Вежу взя; и Ясы победи и Касоги”.
       Анализ упомянутых отрывков позволяет предполагать, что в 965 г. Святослав сначала напал на хазар в районе Саркела–Белой Вежи, захватил эту крепость и лишь после этого мог пойти на союзников хазар – аланов-ясов и касогов. Кроме того, в Первой Новгородской летописи содержится указание на то, что киевский князь “ясы победи и касоги и приведе Киеву. Это сообщение можно трактовать двояко:
либо Святослав привел в политическую зависимость от Киева часть касогов и ясов, либо он переселил их в Киев.
       Кроме того, древнерусские летописи неоднократно упоминали о Тмутараканском княжестве, которое находилось на Северо-Западном Кавказе, по-соседству с касогами-адыгами. Тмутаракань в древнерусских летописях упоминается при описании событий 988 (6496), 1023 (6531), 1064 (6572), 1065 (6573), 1066 (6574), 1077 (6585), 1078 (6586), 1079 (6587), 1083 (6591) и 1094 (6602) гг.
После 1094 г. исчезают сведения о Тмутаракани. По данным летописей, касоги имели очень тесные контакты со славяно-русским населением города. Уже сам этот факт может указывать на активную посредническую роль адыгов в связях между Русью и Кавказом. Это могло также способствовать переселению части касогов на Русь, что находит подтверждение в хрониках.
       Так, древнерусские летописи сообщают о переселении на земли Черниговского княжества, которое занимало в начале XI в. все
Левобережье Руси, касогов, которых привел с собой из Тмутаракани князь Мстислав и использовал их вместе с тмутараканскими хазарами для борьбы против своего брата – киевского князя Ярослава: “В лето 6531 (1023) собрася Мстислав со Козари и Касоги на Ярослава, брата своего...”. В конце-концов, войско Ярослава, основу которого составяляли варяги-норманы, и войско Мстислава, которое
состояло из северян и кавказских дружинников – касогов и хазар, должны были сойтись в битве возле Лиственя. Об этом летописец сообщает: “Мъстислав же с вечера исполчи дружину и постави Сђверъ въ чел противу Варягов . а самъ ста с дружиною своєю по крилома . и бівїши нощи...”. На следующий день успех сопутствовал Мстиславу. При этом, по данным летописей, дружинники Мстислава так и
не пострадали: «Мъстиславъ же о свЂте . заоутра и видЂ лежачи исЂчены. о своихъ СЂвЂр . и Варягы ЯрославлЂ . и ре кто сему не рад . се лежитъ Сђверянинъ . а се Варягъ . а своя дружина цЂла...”. Следовательно, касоги и тмутараканские хазары, которые составляли дружину Мстислава, не пострадали. Нет известий о том, что после этой войны касоги обратно вернулись на Кавказ. Поэтому интересна
их дальнейшая судьба.
       Этот вопрос несколько десятилетий тому назад не давал покоя В. В. Мавродину, который относительно этого высказался следующим образом: “После соглашения в Городце, по летописи, “уста усобица и мятежь бысть тишина велика в земли”. Воспользовавшись восстанием эксплуатируемых слоев населения “Ляшской земли”, избивших в 1030 г. “епископи, и попы, и бояры своя”, на следующий год Ярослав и Мстислав идут войной на ляхов, возвращают Руси захваченные одно время ляхами червенские города и берут большой полон. Ярослав поселил своих пленных по Руси, куда посадил своих Мстислав – неизвестно. Можно предположить, что они были поселены по примеру Ярослава, заселявшего пленными южные окраины своих владений, где-либо в укрепленных пунктах юго-восточной окраины Северской земли. Касого-ясо-хазарская дружина Мстислава осталась в Черниговщине...
      Необходимо отметить, что в то время земли Черниговского княжества занимали всю территорию Левобережной Руси, южная граница которой могла находиться где-то в районе междуречья Сулы и Псла. Исследователи уже давно обратили внимание, что еще в конце XVIII в. левый приток р. Лютенькой, которая, в свою очередь, является левым притоком Псла в среднем его течении, носил название Косоговка. Необходимо отметить, что существование гидронима Косоговка на левобережье Псла, в среднем его течении, отнюдь не случайно, ибо там были известны и аналогичные топонимы.
      Необходимо обратить внимание на то, что на левобережье Псла, в среднем его течении, в недалеком прошлом имели распространение топонимы с основой косог (косаг). Так, по данным переписи 1859 г., на территории Полтавской губернии в Зиньковском уезде существовали два поселения, которые имели название Косоговщина. Кроме того, “Военно-топографическая карта Российской империи” (1869–1890) свидетельствует, что во второй половине ХІХ в. в этом же районе на правом берегу речки Мужева Долина был хутор Косаговщина (Паськова).
       Существует мнение, что к возникновению этих названий на Полтавщине был причастен московский боярин Г. И. Косогов, который в конце XVII в. руководил постройкой вала, получившего название «Косогов вал». Этот вал проходил по южной территории современных Полтавской и Харьковской областей. Однако Г. И. Косогов долгое время находился не только на Полтавщине, но и на Харьковщине. Однако на территории Харьковской области названия с основой Косогов так и не были обнаружены. При этом в среднем течении Псла имелись топонимы Косоговщина и гидроним Косоговка. Относительно последнего названия хочется подчеркнуть, что названия рек не имеют тенденцию возникать от антропонима. Стало быть, более предпочтительно связывать возникновение данных названий с народом касоги, чем с фамилией Косогов. К тому же само адыгское название реки Псел может говорить в пользу предложенной версии.
       Однако весьма проблематично утверждать, что именно касоги, поселенные Мстиславом на берегах реки Псел, дали ей это название. Хотя данное переселение могло иметь место с 1026 г. по 1036 г., т. е. в период княжения Мстислава в Черниговском княжестве после войны с Ярославом. К тому же первое упоминание о реке Псел относится к 1111 г..
       Однако данная гипотеза имеет одно уязвимое место. Это касается численности пришедших на левобережную Русь касогов, к тому же не одних, а с тмутараканскими хазарами: “В лето 6531 (1023) собрася Мстислав со Козари и Касоги на Ярослава, брата своего...”. Однако упоминание в войсках Мстислава отдельно северян и дружины, к тому же уцелевшей после войны с Ярославом, позволяет считать, что эта дружина состояла из касогов и хазар.
       В специальной литературе неоднократно поднимался вопрос о численности княжеской дружины в Древней Руси. Однако при этом сложилось мнение, что дружина представляла собой наемное войско, и состояла она всего лишь из нескольких сотен воинов-наемников. Стало быть, такой незначительный контингент из касогов вряд ли мог бы способствовать появлению и распространению адыгского названия реки Псел в среде славян. Получается, что название реки Псел могло существовать и до поселения на ее берегах в XI в.
касогов. Однако пребывание на ее берегах именно касогов должно было способствовать тому, что кавказское название реки сохранилось до наших дней. Таким образом, получается, что в прошлом в бассейн р. Псел с Кавказа были совершены, по крайней мере, две миграции носителей адыгских языков. Вторая имела место в начале XI в., что нашло отражение в сохранившихся до XVIII–XIX вв. названиях – гидроним Косоговка и топонимы Косоговщина. Первая же должна была иметь место в более раннее время и была более значительной, что и способствовало появлению названия реки Псел.
       Говоря о возможных миграциях адыгов в Поднепровье, конечно же, нельзя оставить без внимания легенды, связанные с основанием города Черкассы на Днепровском Правобережье. Согласно этим преданиям, адыгов-черкасов сюда могли переселить с Северного Кавказа либо правители Золотой Орды в конце XIII в., либо литовские князья в XIV в.. Необходимо отметить, что первая версия гипотезы является больше историографическим курьезом XVIII в. и не подкреплялась никакими ссылками на исторические
источники. Но она была настолько популярна среди историков XVIII–XIX вв., что даже послужила основанием для написания несколько десятилетий назад В. Ф. Горленко большой статьи историографического характера «Об этнониме Черкасы в отечественной науке конца XVIII – первой половины XIX вв.». Интерес к данной проблеме был обусловлен тем, что, по образному замечанию В. Ф. Горленко, «широкое употребление в XVI–XVII вв. названия черкасы по отношению к украинцам Поднепровья – исторический факт».
       Что же касается второй версии гипотезы, то она отражена в некоторых исторических документах. Речь идет об одной из люстраций (переписи, ревизии) Каневского и Черкасского замков, датированной 1552 г., где сказано: «Початокъ Черкасовъ и Канева. Отъ початку Черкасовъ и Канева уходы по всимъ тымъ рекамъ вольны были Каневъцомъ, бо яко князь великій Литовскій Гедиминъ, завоевавъши надъ моремъ Кафу и весь Перекопъ и Черкассы Пятигорское, и приведъши Черкасовъ часть з княгинею ихъ, посадилъ ихъ на СнепородЂ, а иншыхъ на Днепре, где теперъ Черкасы сидятъ, а Снепородцевъ посадилъ на Днепрежъ у Каневе и сидячи Снепородце на
Днепре у Каневе, предся отъчизны свои по речкамъ инымъ Севирскимъ уходити не престали». Если учесть, что Гедимин – великий князь литовский единолично правил с 1316 по 1341 гг., то получается, что город Черкассы был основан в первой половине XIV в. и своим названием был обязан народу кавказского происхождения. В современной науке существует мнение, что в 1321 г. Гедимин начал войну против галицко-волынских князей, одержал ряд побед и в 1322 г. после успешной битвы на реке Ирпень занял Киев с «пригородами». Следовательно, в этот период, согласно записанной легенде, он и мог основать город Черкассы. Однако у нас нет никаких известий о походе Гедимина на Кавказ, откуда он мог привести адыгов-черкасов. К тому же, в данном случае смущает значительный хронологический разрыв между описанным событием и первым упоминанием о нем в документе – более 200 лет, что позволяет считать его также легендой, хотя и не лишенной определенной доли историчности. При этом смущает и то, что в данном документе к началу XIV в. относят также основание города Канева, хотя хорошо известно, что этот город был основан в домонгольское время.
       Существует также мнение, что город Черкассы был основан до правления Гедимина. Обычно при этом ссылаются на следующее сообщение Густинской летописи, датированное 1305 г.: «Паки Гедиминъ, князь Литовскій, Овруче и Житомиръ взять подъ княземъ Кіевскимъ Станиславомъ. Въ то же время и самого князя Станислава Кіевского, и Лва Луцкого, и Романа Брянского и прочіяхъ порази, и Кіевъ подъ нимъ взятъ и потом Каневъ, Черкасы, Путывль, Брянско и Волынь… ». Однако в данном случае смущает дата описанного события – 1305 г., ибо в этом году Гедимин еще не был литовским князем. Кроме того, Густинская летопись была написана лишь в начале XVII вв., и следовательно хронологический разрыв между описанным событием и упоминанием о нем в документе – более 300 лет, что ставит под сомнение предложенную дату основания города.
       Именно такие противоречивые известия немногих письменных документов заставили многих славянских исследователей засомневаться в достоверности легенд об основании города Черкассы переселившимися сюда с Кавказа адыгами. Однако данная гипотеза, по понятным причинам, нашла немало приверженцев на Северном Кавказе, особенно среди исследователей адыгского происхождения. Так, кабардинский историк Н. Л. Шафиев даже не сомневается в том, что город Черкассы на Днепре был основан переселившимися сюда с Кавказа адыгами-черкесами. В частности он отметил: «Исследуя топонимическое название «Черкассы», языковед Дж. Н. Коков доказывает, что оно происходит от слова «черкес». Черкесы в качестве охранителей жили на берегу Днепра столь отдаленно от постоянного местопребывания адыгов (главным образом, Западный Кавказ и Центральное Предкавказье) еще во второй половине XIII века. По летописи, в период монгольского владычества на Руси, в 1282 году, Баскак, губернатор Курского княжества призвал черкесов из Бештау, или Пятигорья, населил ими слободы под именем Козаков... Наконец, они достигли берегов Днепра, где от местного ханского правителя получили землю для заселения ниже Канева. «Тут они построили себе городок, или приличнее, острожек, и назвали Черкасск, по причине чего большая часть их породою были черкасы»… Итак, топоним «Черкассы» произведен от этнонима «черкес»...
       Однако нельзя полностью согласиться с данным объяснением по двум причинам. Во-первых, ни одна из известных нам летописей не содержит таких сведений. В данном случае Н. Л. Шафиев просто пересказал легенду, содержащуюся в сочинениях историков XVIII–XIX вв. Во-вторых, этническое название черкас возникло раньше, чем черкес, где последнее является производным от первого, а не наоборот. Наиболее ранние полные упоминания этого этнонима дают именно форму черкасы. Так, в сочинении Плано Карпини, написанном в 40-е гг. ХІІІ в., среди жителей Кавказа упомянут народ Чиркасы. Даже в XV в. итальянские авторы продолжали использовать форму Черкас. Однако уже с XVI–XVII вв. западные европейцы начали использовать термин черкес. Необходимо отметить, что в русских летописях форма этнонима черкас начала использоваться с начала XІV в. для обозначения народа Кавказа, и в это же время из русского летописания исчез этноним касог. Однако анализ текстов поздних русских летописей позволяет считать, что с середины XV в. “черкасами” стали называть не только жителей Северного Кавказа, но и часть жителей Центральной Украины...”. В XVI–XVII вв. в московских документах «черкасами» называли как жителей Северного Кавказа, так и жителей Центральной и Восточной Украины. Что же касается османо-турецких текстов, то особенность приспособленной к турецкому языку арабо-персидкой графики дала вариант чркс, который турки-османы должны были произносить не иначе как черкес. Следовательно, в позднее средневековье данный вариант этнонима мог попасть от турок к европейцам, где и получил распространение в форме черкес. Таким образом, исходя из данных этнонимии, можно лишь полагать, что топоним Черкассы на правом берегу Днепра мог возникнуть в очень значительный промежуток времени: с середины XIII в. – по середину XV в. Это значительно осложняет решение проблемы.
       Во времена позднего средневековья возможны были и другие миграции адыгского населения на земли Украины. По этому поводу Л. И. Лавров заметил: «украинско-кавказские связи поддерживались и после XIV в. Вспомним хотя бы совместные военные операции XVI в. адыгов и казаков Байды-Вишневецкого против крымских татар и участие адыгских отрядов в героической борьбе украинского народа в период освободительной войны 1648–1654 гг. под руководством Богдана Хмельницкого». К этому следует добавить, что в феврале 1560 г. князь Д. Вишневецкий был назначен Иваном IV воеводой у черкесов, куда московский царь отправил православных миссионеров. Д. Вишневецкий успешно справился с этой миссией – черкесы приняли православие, а на дочери одного из князей Черкасских – Марии (до крещения – Кученей) Темрюковне был женат вторым браком сам царь. Известно также, что после 1560 г. Д. Вишневецкий, недовольный отношением к нему Ивана IV, возвращается на Запорожье с отданными ему украинскими и донскими казаками, а также черкесами из племени Жане.
      В нашем случае остается констатировать, что гипотезы о переселении адыгов на земли украинского Поднепровья не только в древности, но и в средние века находят лишь косвенное подтверждение в некоторых письменных источниках и топонимии. Несмотря на это, можно согласиться со следующим мнением В. Ф. Горленко: «Вряд ли можно сомневаться в том, что жившие в далеком прошлом на территории Украины и России племена, в том числе восточнославянские, будучи близкими соседями предков черкесов, находились с ними в разнообразных и тесных связях». К сожалению, письменные источники прямо не говорят о переселении адыгов (касогов и черкасов) на земли Среднего Поднепровья в период развитого и позднего средневековья. Не проводились в этом направлении и специальные археологические исследования. Хотя еще около ста лет назад академик Ф.И. Шмит отметил, что церковное искусство Древней Руси имело свои истоки не в Константинополе, а на Северо-Западном Кавказе. Кроме того, Л. И. Лавров подчеркнул, что существуют «общие черты в архитектуре старейших храмов Киева и Чернигова, с одной стороны, и синхронных им храмов Абхазии (особенно Моквинского) – с другой». Однако результаты археологических раскопок средневековых памятников для решения данной проблемы так и не привлекались. Поэтому немаловажным свидетельством адыго-славянских связей в прошлом могут являться сведения этнографического характера. Необходимо исходить из того, что формирование традиционной культуры современных народов
в основном проходило во времена средневековья и в более поздний период.
       Особо показательными в этом отношении могут являться артефакты материальной культуры, связанные с бытовыми особенностями народов в недалеком прошлом. Исследователи уже давно обратили внимание, что материальная культура населения украинского Поднепровья и черкесов Северного Кавказа имеет немало общих черт, но объясняли этот факт по-разному.
      Так, еще в первой половине XIX в. на сходство одежды, жилья и антропологического типа украинцев Поднепровья и черкесов указал А. Ригельман. В середине XIX в. А. Шафонский указал на сходство древней монументальной архитектуры южных украинцев и черкесов. Он
также отметил у обоих народов одинаковые элементы одежды – шапки, черкески и т. п.. В начале ХХ в. Ф. Волков отметил общие черты в строительной технике украинцев и адыгов. Эти исследовали видели в этих параллелях результаты миграции кавказских народов на территорию Украины в прошлом.
      В советское время данная проблема продолжала интересовать этнографов. Так, в своей специальной статье, посвященной адыго-украинским связям, Л. И. Лавров более детально остановился на многих аспектах данной проблемы. Он, в частности, подчеркнул: «Отдельные черты быта населения Киевской Руси имели место в быте кавказских народов. Например, адыги, подобно Святославу и запорожцам, носили на голове оселедцы, о чем свидетельствовали Юлиан в XIII в., Интериано в XV в. и русский путешественник
в 1890 г.». Исследователь также отметил общие черты в строительной технике украинцев и адыгов Северо-Западного Кавказа. Он также обратил внимание на одежду: «Известно, что ряд элементов старинной одежды украинского казачества (жупан, кунтуш, шапка «кабардинка» и т.п.), а также крестьянского (например, постолы) имеет аналогии в старинной одежде кавказских горцев, грузин и армян». Л. И. Лавров также подчеркнул, что тяжелый украинский плуг имеет аналогии с адыгейским. Исследователь объяснял данные совпадения различными факторами, не исключая при этом и возможности миграции отдельных групп кавказского населения на тер-
риторию Украины в прошлом.
    Другой известный советский этнограф-кавказовед В.П. Кобычев также считал, что народы Северо-Западного Кавказа и Северного Причерноморья имели общие элементы в материальной культуре. По этому поводу он отметил: «Северо-Западный Кавказ и Северное Причерноморье объединяют и форма жилища – легкий плетенный обмазанный глиной дом с круговым навесом на столбах и высокой плетенной трубой над открытым очагом; и однотипная мебель – низкие круглые треногие столики и скамейки...». Как уже отмечалось, В. П. Кобычев был склонен связывать параллели с Кавказом с примесью «кавказского субстрата» среди славян-антов, что, по его мнению, должно было иметь место в VI в. н. э..
     Данная проблема стала впоследствии объектом научных интересов В. Ф. Горленко, который в специальной статье, посвященной миграциям адыгов в украинское Поднепровье, также обратил внимание на общие элементы в материальной культуре украинцев и черкесов: «бытование в прошлом у тех и других близкого по конструкции тяжелого деревянного плуга, сходных типов турлучного жилища с навесом на столбах, традиции отапливать жилище кизяком; наличие у запорожцев “черкесского” седла..». Эти наблюдения, а также параллели в материальной культуре, сделанные его предшественниками, дали основания В. Ф. Горленко связать это с переселением адыгов в украинское Поднепровье, в результате чего и возник город Черкассы.
      Естественно, что данная проблема интересовала не только ученых славянского происхождениям, но и этнографов Северного Кавказа. Однако в этом случае сложилась весьма неожиданная ситуация. Так, славянские исследователи объясняли отмеченные параллели следствием влияния адыгов на быт украинцев, что стало результатом, по их мнению, переселения адыгов на украинские земли в эпоху средневековья. Однако кавказские исследователи Г. А. Кокиев и Л. А. Чибиров, наоборот, видели в этом результат позднего влияния украинцев на быт народов Северного Кавказа.
     Однако действительно ли выявленные этнографами параллели в материальной культуре могут свидетельствовать о миграциях в прошлом предков черкесов на украинские земли? В реальности ситуация выглядит весьма запутанной. Имеющиеся параллели в материальной культуре украинцев и адыгов Северного Кавказа можно объяснить тремя факторами: 1) в эпоху средневековья на земли Поднепровья периодически переселялись отдельные группы адыгов; 2) во времена развитого и позднего средневековья предки
украинцев и черкесов начали осваивать степные пространства Северного Причерноморья и Северного Кавказа, где они встретили местное оседлое население со своими специфическими чертами материальной культуры, например, аланов, которые периодически переселялись из Предкавказья в Северное Причерноморье; 3) начиная с конца XVIII в., украинское население начало интенсивно заселять земли Северо-Западного Кавказа, где их соседями стали адыги. Кажется, имеет резон разобраться более детально в про-
исхождении ряда отмеченных совпадений.
      В первую очередь, это касается жилища. Как уже отмечалось, исследователи обратили внимание на общий тип жилища украинцев и адыгов, который получил в специальной литературе название “каркасно-турлучного”. Для жилищ Южной и Средней Украины, а также степей Предкавказья было характерно то, что они сооружались при помощи столбов и ивовых прутьев и обмазывались глиной. Они были, как правило, наземными. Крыша этих построек обычно изготавливалась из соломы или камыша. Для украинской хаты и жилищ Прикавказской низменности было характерно то, что это были преимущественно наземные постройки. На Украине и Северном Кавказе каркасно-турлучные жилые постройки, как правило, были однокамерные или двухкамерные.
      Кроме того, во внутреннем устройстве таких жилищ также имелось немало общего. Так, в украинском и северокавказском жилищах имелся дымоход, сплетенный из ивовых прутьев и обмазанный глиной. На Северном Кавказе такой дымоход обычно сооружался над открытым очагом и прямо выводился за пределы крыши. На Украине же данное устройство для отвода дыма обычно устанавливалось в сенях, рядом со стеной, называемой «кагла». Однако на Украине бытовало и аналогичное северокавказскому сооружение, которое представляло собой небольшой очаг, над которым устанавливалось сплетенное из ивовых прутьев устройство для отвода дыма. Безусловно, и на Украине, и на Северном Кавказе устройство для отвода дыма являлось неотъемлемой частью в конструкции каркасно-турлучного типа жилища, происхождение которого в обоих регионах могло иметь общие истоки и традиции.
      Необходимо отметить, что каркасно-турлучный тип жилища получил широкое распространение на просторах Евразии. Известен он, например, в Венгрии, в восточной области страны Альфельд, а также в Молдавии. Известен аналогичный украинской хате тип жилища и на севере Ирана, в области Гилян. По наблюдениям Е. Э. Бломквист, каракасно-турлучный тип жилища имел распространение в Южной и Средней Украине, на Нижнем Дону, на Северном Кавказе и в других регионах. Исследователь считала, этот равнинный тип наземного жилища произошел от землянки. В качестве доказательства этого Е. Э. Бломквист отметила, что «переходные типы жилища – от полуземлянки к хате, в виде углубленной в землю хаты, не раз отмечались в степной полосе в XIX в.». Однако прообразом каркасно-турлучного жилища мог быть и другой тип постройки.
     Речь идет о «буде» – временном жилище пастухов, до сих пор встречающемся на Волыни. По данным А. Данилюка, такой тип жилища сооружался из лозы, при помощи которой горизонтально обплетали колья. Накрывали «буду» ветками деревьев, а сверху – грубым сеном. Размеры «буды» были различными, в зависимости от количества пастухов, но чаще всего 2 х 3,5 м. При хорошей погоде пастухи разжигали огонь снаружи, а при дожде – внутри при входе.
       Однако отмеченные артефакты являются реликтами древней степной культуры, и поэтому трудно говорить о направлении заимствований. В данной ситуации можно вполне согласиться с выводом Л. И. Лаврова, что общий тип жилища на Украине и Северо-Западном Кавказе формировался в процессе взаимных творческих связей соседних народов, которые долгое время находились в контактах друг с другом. Свой вывод исследователь аргументировал, и не без оснований, следующими фактами: “Известно, что основные черты современной украинской хаты сложились задолго до возникновения Киевского государства. То же самое можно сказать и о современном жилище адыгов, абазов и абхазцев, основные черты которого можно проследить, начиная с энеолита”.
      Как уже отмечалось, некоторые исследователи обратили внимание на распространение среди адыгов и украинцев однотипной мебели, представленной, прежде всего, низкими круглыми треногими столиками. Обычно за таким столиком обедали, садясь на землю или на низенькие стульчики. Когда столик не был нужен, то его обычно вешали на стену жилища. На Северном Кавказе этот тип низкой мебели имел распространение не только среди адыгов, но также среди осетин и других народов. Находили данный тип мебели и в средневековых катакомбах Северного Кавказа. Весьма примечательно, что при раскопках курганов скифского времени на Алтае в вечной мерзлоте были найдены такие же деревянные круглые столики. В недалеком прошлом, по данным Е. Э. Бломквист, маленькие круглые
столики имели распространение не только среди украинцев и северокавказских народов, но также среди казаков на Кубани и Дону, а также среди балканских славян и крымских татар. Следовательно, наличие маленьких круглых столиков у украинцев и адыгов Кавказа
необязательно следует рассматривать как результат культурных контактов в прошлом между их предками, а вполне возможно, что в этом следует видеть результат воздействия со стороны их общих кочевых соседей в степи.
Касаясь же общих черт в хозяйственных сооружениях украинцев и адыгов, можно выделить одно совпадение, которое, вроде бы, может указывать на северокавказское влияние на традиции украинцев. Так, среди украинцев Правобережья имели распространение приспособления для хранения зерна, которые называют “кошницы”. Аналогичные сооружения до сих пор используют на равнинной части Северного Кавказа, где их называют “сапетки”.
       Данные хозяйственные постройки представляли собой сплетенные из лозы вертикальные сооружения, которые сверху перекрывали соломой. Иногда “сапетки” и “кошницы” обмазывали глиной. На Украине “кошницы” впервые фиксируются лишь после XVII в.. Однако данные археологии свидетельствуют о том, что на Северокавказской равнине, на землях Алании, “сапетки” имели распространение уже в домонгольский период. Известно, что с XIV в. место аланов на Северокавказской равнине заняли адыги-черкесы, что предполагало смену их среды обитания и образа жизни. Это объясняет сохранение у них тех элементов культуры, которая имела распространение среди
аланов на Предкавказской равнине в предмонгольский период, т. е. речь идет о заимствовании многих элементов культуры черкесами от их предшественников-аланов. Получается, что предки украинцев могли позаимствовать эти приспособления для хранения зерна от переселившихся с Северного Кавказа аланов или черкесов в очень значительный промежуток времени – с XIII по XVI вв. Однако относительно распространенности этого хозяйственного сооружения Т. В. Космина отметила: «Это сооружение является характерным элементом в усадьбах юго-западной части Подолья, а также в прикарпатской зоне, в частности на Буковине и в Покутье – в районах выращивания кукурузы, где она в конце XIX в. становится одной из основных хлебных культур. Ареал распространения кошниц охватывает Средиземноморье (Испанию, Балканский полуостров) и доходит почти до Кавказа. Их наличие в венгерско-южнославянской этнокультурной среде было известно уже во второй половине XVII в.». В нашем случае распространенность этого типа хозяйственных сооружений преимущественно на Правобережной Украине позволяет отдать предпочтение балканской, а не кав-
казской версии заимствования.
       Несмотря на это, необходимо подчеркнуть, что в материальной культуре украинцев имеются такие элементы, которые можно объяснить лишь фактом заимствования с Северного Кавказа. Так, следует также обратить внимание на полную идентичность тяжелого колесного плуга украинцев. и “кабардинского плуга” на Северном Кавказе. В соответствии с наблюдениями В.Ф. Горленко, И.Д. Бойко и А.С. Куницкого, с XVIII в. на Украине известен плуг, который считается классическим украинским плугом. Он состоит из собственно плуга и тягловой части – передка. Рабочая часть плуга состояла из подошвы, которая имела названия – полоз, плаха, повзун, лемеха, подъема, чересла (ножа), грядиля (стрела, вал, придолиб).
       Направляли плуг при помощи двух ручек. Передок имел колеса из под телеги и при этом правое колесо, как правило, было большим по размерам. Весьма характерно, что точно такой же тип плуга был зафиксирован на Северном и Западном Кавказе. По наблюдениям Б. А. Калоева, ситуация выглядела следующим образом: “В равнинной части региона наиболее распространенными пахотными орудиями были черкесский (адыгский) и украинский тяжелые передковые плуги. При этом адыгским плугом обрабатывали земли не только сами
адыги – кабардинцы, черкесы и адыгейцы, но и абазины, ногайцы, а также переселившиеся с гор на равнину осетины, балкарцы, карачаевцы, отчасти ингуши и чеченцы. Свидетельством такого заимствования является и термин “черкесский плуг” или “кабардинский плуг”, встречающийся в языках многих из указанных народов...”. В то же время, по наблюдениям исследователя, среди чеченцев и ингушей бытовал аналогичный плуг, известный как “русский”. Б. А. Калоев отметил, что под “русским плугом” здесь фигурирует “малороссийский или русский”, что указывает на направление заимствования. Необходимо отметить одну черту северокавказского плуга, которая встречается и на украинском орудии земледелия: “... в основном адыгский плуг делали с колесами разного диаметра, причем на правой стороне оси всегда помещали большое (бороздковое) колесо”. Как отметил Б. А. Калоев, «в ряде мест Кабарды и Черкессии колеса плуга делали нередко одинаковыми». Возможно, что одинаковые по размеру колеса позволяли обрабатывать равнинную поверхность, а разные по размеру колеса позволяли обрабатывать почву у подножия гор. Тем не менее, в Предкавказье «в основном адыгский плуг делали с колесами разного диаметра, причем на правой стороне оси всегда помещали большое (броздковое) колесо». Данные археологии свидетельствуют о том, что на плоскости Северного Кавказа это земледельческое орудие было известно уже с XI–XII вв., на равнинной части Алании, а на Украине, как уже отмечалось, этот тяжелый плуг начал распространяться лишь с XVIII в.. Стало быть, есть основания говорить о заимствовании этого плуга с Кавказа, а не наоборот.
       На территории Украины такой плуг известен, в первую очередь, на равнине в степи. Если бы данный плуг на Северо-Западный Кавказ попал благодаря посредничеству украинцев, то его называли бы “украинский”, а не черкесский. Хотя не исключена возможность того, что в Южной Руси он мог появиться примерно в то же время. Так, В.Ф. Горленко, И.Д. Бойко и А.С. Куницкий отметили, что “древнерусская миниатюра со сценой пахоты, которая содержалась в так называемой Кенигсбергской (Радзивилловской – О. Б.) летописи, позволяет представить конструкцию плуга и говорить, что уже в первой половине XII в. он в основных своих чертах сформировался”. Однако данный плуг, как видим, имел более архаические черты и не совсем походил на тот плуг, которым на Украине обрабатывали целинные земли степи. Авторы монографии «Народная земледельческая техника украинцев» отметили: «Одно из наиболее ранних изображений собственно уже украинского плуга видим на помещенном в «Учительском евангелии» рисунке, который передает процесс пахоты (издано типографией Киево-Печерской лавры в 1637 г.). Это орудие с двухколесным передком, дышлом, двумя ручками и прямым грядилем, запряженное парой волов».
      В результате получается, что до позднего средневековья, т. е. до XVII в., на территории Украины, которая тогда занимала в основном лесостепь, имел распространение вид плуга, приспособленного к обработке почвы в местных природных условиях. В XVI–XVII вв., когда предки украинцев начали осваивать степь, у них появился новый тип плуга для обработки целинных земель, такой же, как и на Северном Кавказе. В данном случае возможны два пути появления указанной инновации. Во-первых, с данной конструкцией плуга украинцы могли познакомиться благодаря контактам с черкесами, которые в это время, как уже было отмечено, совершали миграции с Кавказа на территорию Украины. Во-вторых, тяжелый степной плуг мог попасть на земли будущей Украины с Кавказа довольно рано, в золотоордынское время, благодаря миграциям аланов или адыгов-«черкасов», но продолжал сохраняться в условиях ландшафта, весьма близкого к Предкавказью. Например, к этому описанию весьма подходит правобережье Черкащины, где рельеф местности испещрен большим количеством речных долин, оврагов, каньонов и холмов.
       Если же взять одежду украинцев Поднепровья, то можно отметить много общих элементов с одеждой народов Северного Кавказа. Так, среди украинцев Среднего Поднепровья имели распространение мужские меховые шапки цилиндрической формы с верхом из ткани или войлока.
       Такие же мужские головные уборы до сих пор имеют распространение на Северном Кавказе. По наблюдениям Т. Д. Равдоникас, меховая шапка с плоским верхом получила распространение среди кабардинцев уже в первой половине XVII в., однако в более раннее время на Северном Кавказе имели распространение иные типы мужских головных уборов. Весьма характерно, что на Украине один из типов таких головных уборов называют “кабардинка”. Для него был характерен полусферический верх, сшитый из отдельных частей кожи, которые были скреплены в центре пуговицей. При этом нижняя часть этой шапки была сшита мехом наружу и представляла собой узкую полосу. Следовательно, данный тип головного убора является довольно поздним и мог попасть в украинское Поднепровье как в позднее средневековье, так и в начале нового времени, когда термин Кабарда прочно вошел в обиход многих народов. Следует добавить, что на остальной территории Украины имели распространение конические меховые шапки, называемые “кучма”.
       Даже верхняя одежда населения Центральной Украины и Северного Кавказа имеет много общего. Так, на Украине имели распространение зимние типы одежды (тулупы, кожухи, шубы), которые шились мехом вовнутрь и по своей форме походили на такие же виды верхней одежды народов Северного Кавказа. Обычно они бывали прямого покроя, но и встречались приталенные изделия, походившие на кафтан или черкеску. Такой тип верхней мужской одежды был известен как на Черкащине, так и на Северном Кавказе. Именно последняя форма зимней одежды заставляет вспомнить и о более легком верхнем типе мужской одежды – черкеске.
       По наблюдением Т. Николаевой, еще в XIX в. на Украине была известна одежда с таким же названием: «Черкеской на Левобережье называли тип короткого жупана или кунтуша из сукна. Это мужская верхняя одежда, аналогичная кабардинской черкеске с откидными рукавами». Следует отметить, что данный тип одежды по своему покрою являлся очень сложным. Он отличается тем, что иногда на спине на уровне талии делали поперечные разрезы и, заложив на нижней части крупные складки или собрав ее в мелкую сборку, пришивали к верхней части одежды. Среди русских такая одежда называлась «кафтан», на Украине – «свита, жупан», на Кавказе – «черкеска, бешмет». Исследователи уже давно обратили внимание на сходство украинской свиты (жупана) и кавказской черкески. В старину у такой одежды было принято обшивать швы ворот и борта жупана тесьмой, галуном и т. п.. Необходимо отметить, что такой тип мужской одежды в недалеком прошлом имел широкое распространение в украинском Поднепровье. Для нас интерес может представлять то, что свита приталенная из Черкащины по форме очень напоминает кавказскую черкеску.
       Происхождение данного типа одежды уже давно стало объектом пристального внимания исследователей, которые видят прообраз черкески в кафтане аланов. Т.Д. Равдоникас, ссылаясь на выводы А. А. Иерусалимской, полагает, что появление кафтанов на Кавказе следует связывать с миграцией аланов, ибо кафтан является непременным элементом одежды многих ираноязычных народов. Следует также отметить, что на Змейском катакомбном могильнике были обнаружены кафтаны с различными формами воротника, разрезами ворота и т. п.. В нашем случае остается только гадать, кто впервые принес в среду южной части восточных славян одежду, по покрою напоминающую черкеску. Это могли быть как аланы, так и адыги, воспринявшие от первых на Кавказе данный тип мужской одежды.
       Общие черты в традициях украинцев Среднего Поднепровья и Северо-Западного Кавказа видны и в особом виде обуви, сшитой из цельного куска кожи, который называют обычно “постолы”, а на Украине – “моршни”. Такой тип обуви очень хорошо приспособлен для хождения по горам. И это никак не вяжется с его распространением среди населения Центральной Украины, где нет гор. Т. Николаева отметила одну примечательную деталь: «В направлении с севера на юг Среднего Поднепровья плетеная обувь постепенно исчезает и заменяется стянутой кожаной обувью – постолами («постоли», «моршні»), которые сохранились почти до начала ХХ ст., и представляет собой очень давнюю, общую для всех восточнославянских народов форму. ... Постолы на значительной территории Среднего Поднепровья носили летом, в некоторых местностях, например, на Черниговщине, во все поры года». По данным Т. Д. Равдоникас,
данный тип обуви на Кавказе имел давнее происхождение, но был представлен хорошо сохранившимися образцами в склепах Балкарии, относящихся к XVI–XVII вв.. По наблюдениям Т. Николаевой, еще со времен Киевской Руси в Среднем Поднепровье были известны «моршни». Складывается впечатление, что в Среднем Поднепровье данный тип обуви имеет такое же давнее происхождение, как и гидроним Псел.
       Следует обратить внимание еще на один элемент мужской одежды – кожаный пояс. На Украине он представлял собой узкий кожаный ремень с медными бляхами, железной пряжкой и скобами для подвешивания предметов. По словам М. Шумко, в XIX в. у украинского
населения Екатеринославской губернии были “шаровары с очкуром ременчатым или суконным (с узеньким поясочком, на котором висят нож и маленькая калитка или капшучок с деньгами)”. Необходимо отметить, что подобные узкие кожаные пояса долгое время бытовали среди горцев Северного Кавказа. Е. М. Студенецкая так охарактеризовала этот элемент мужской одежды кавказского горца: “Во второй половине XIX – начале XX вв. более всего были распространены пояса из узкого кожаного ремня. На одном конце пояс имел пряжку, в которую продергивался другой конец пояса, снабженный металлическим наконечником. Пояс туго затягивался на талии, а длинный кончик ремня продевали в подвижную обоймочку.
       Праздничные пояса украшали многочисленными, часто серебряными бляшками и подвесками разной формы. Носили пояс на черкеске, на бешмете...
      К поясу подвешивали различные предметы, необходимые мужчине в дороге, на охоте... Но самое главное – на поясе висело оружие: кинжал.... ”. Весьма характерно, что подобные кожаные пояса были зафиксированы как в средневековых катакомбных склепах Северного Кавказа, так и в катакомбах салтовской культуры в лесостепном Подонье. В свое время С. А. Плетнева даже высказала предположение,
что на Руси, вследствие переселения туда салтовского населения, с Х в. получили распространение типичные для салтовцев формы поясных наборных бляшек. В итоге остается только гадать, попали ли в Поднепровье узкие кожаные пояса северокавказского типа в Х в. или это имело место значительно позже?
       Таким образом, предварительный сравнительный анализ материальной культуры украинцев Поднепровья и адыгов Северо-Западного Кавказа позволил сделать вывод о воздействии адыгов на традиции украинцев преимущественно в период позднего средневековья. Это хорошо заметно при анализе земледельческих орудий, а также ряда элементов мужской одежды. К сожалению, этнографические материалы не позволяют проследить контакты между славянским населением Поднепровья и адыгами Северо-Западного Кавказа в более раннее время, в период развитого средневековья, что нашло отражение в некоторых письменных источниках.

ссылка на источник