Вестник Адыгейского государственного университета
2005
К.Н. Паранук
Неомифологизм романа Д. Кошубаева «Абраг»
Мифотворчество является одной из характерных черт литературы ХХ века. В прошлом столетии литература вышла на такой уровень модернизации классической мифологии, который позволяет говорить о «ремифологизации, о мифопоэтическом пересоздании
древних историй» и, наконец, о мифотворчестве, сотворении новых мифов, отвечающих новым устремлениям изменяющейся литературы.
Современные адыгские авторы используют, и довольно успешно, различные приемы и методы мифотворчества. Мы имеем в виду творчество таких известных писателей, как Нальбий Куек, Юнус Чуяко, Хабас Бештоков, а также Джамбулат Кошубаев, первый роман которого под названием «Абраг», опубликованный в г. Нальчике в журнале «Литературная Кабардино-Балкария» в 1999г., заявил о новаторском использовании мифотворчества молодым талантливым автором.
Роман явился образцом чрезвычайно смелого и свободного обращения с сюжетами и мотивами адыгского мифоэпического наследия как материал для самостоятельного художественного мифологизирования. В выборе темы для художественного исследования автор, возможно, был не совсем оригинален: он обращается к «теме на все времена» – нартиаде – для современного истолкования. Автор вновь «окунается» в национальное героическое прошлое, в мир эпоса, который, по словам М.Бахтина, представляет собой «мир «начал»
«вершин» национальной истории, мир отцов и родоначальников, мир «первых» и «лучших». Но само истолкование, точнее сказать – художественная интерпретация нартского эпоса носила характер столь ярко выраженного постмодернистского толка, что
обескураживала многих читателей.
Смысл названия романа и его замысел становятся понятными из предисловия, начинающегося со слов: «Существовал на земле прекрасный, изумрудно-золотистый город Абраг. И всего в нем было вдосталь. Вдосталь настолько, насколько не мог представить себе
сам Господь Бог. И когда он увидел изобилие, царившее в городе Абраге, решил Он испытать жителей – так ли они счастливы в душе, как счастливы с точки зрения материалистической». «И послал Он Великую Печаль»... затем – «Великую Ненависть»... но город продолжал расти и процветать. Посмотрел Создатель на дело дум своих и воскликнул в печали: Нет праведников в этом городе!» И прибавил в сердцах, вспомнив старое: Содом и Гоморра!» И ниспослал он в Абраг Любовью Необъятную.
И возникло на месте города озеро, изумрудно-золотистое озеро – Абраг. Спасся лишь один. И этот один был Я».
Композиция романа довольно сложна, это своего рода роман в романе, состоящий из четырех частей и послесловия, из которых самой насыщенной в плане мифопоэтики является вторая часть. Именно на анализе этой части, повествующей, по словам автора, «недостоверно о достоверном» – о нартах, мы намерены сосредоточиться в этой статье и проследить особенности авторского мифотворчества. В ней воспроизводятся и по-своему трактуются основные сюжетообразующие мотивы и конфликтные узлы нартиады, сконцентрированные вокруг Сатаней, Сосруко, Бадыноко, Ащемеза, Адиюх и других основных героев. Однако следует отметить, что
использование и интерпретация мифо-фольклорного материала Д. Кошубаевым разительно отличается от всех предшествующих реминисценций подобного рода в адыгских литературах.
Абраг в романе является единым хронотопом, через который удается объединить прошлое и настоящее, мифические персонажи с реальными героями.
Художественное исследование быта и нравов, духовного состояния жителей современного адыгского города Абрага приводит автора к логически оправданному решению вернуться в прошлое, «чтобы посмотреть на него с понимающей улыбкой» и начать с самого начала – с истоков – нартов.
В романе широко представлен пантеон адыгских богов, воспроизведенный соответственно мифо-эпической традици: верховный всемогущий Тха, стоящий над всеми (Он же Уашхо), Тлепш – бог кузнечного ремесла, Тхаголедж – бог земледелия, Псатха – бог души, Созереш – бог благоденствия, Мазитха – бог лесов, Амыш – бог скотоводства, а также другие мелкие божества. Многие персонажи представляют продукт собственного мифологизиривания автора: промежуточные существа: Емынеж с головой великана и телом дракона, голубка Мыгазеш (полу-девушка, полу-птица), Мировое дерево-женщина (синтез Жиг-Гуащэ – богини дерева и литературного архетипа мирового древа, Нэгур (сын Тлепша и Мирового дерева-женщины), а также девушка удд, старички-лесовички Тхакумаховы и другие.
Неомифологичен и образ Золотого дерева, произраставшего в стране нартов и приносившего в день по одному яблоку. В описании плодов характерно присутствие бинарных оппозиций: «половина плода алая, другая – белая». Изображение многих из названных
персонажей часто приобретает юмористическую окраску, соответствующую общей тональности всего романа. К примеру, Золотое дерево, по словам автора, «исполняло функции регулятора демографического состояния нартского общества: если женщина съедала алую половину – рождался мальчик, если белую – девочка».
В романе часты изображения животных и предметов, обладающих чудесными свойствами: летающие и говорящие кони, кони с тремя ногами, чудо-меч, разящий врага сам, летающая пуля, способная поразить сразу троих, меч-ворота и др.
Очевидны также параллели с мировой мифологией, в том числе античной, например, образ прикованного к скале Седого Старца типологически сходен с Прометеем; шабаш уддов (чертей) и раздача «мешков с запасом новых несчастий, пакостей и болезней» напоминает ящик Пандоры; Сосруко из предосторожности отказывается назвать свое имя при встрече с иныжем, охраняющим
огонь, и Одиссей при знакомстве с циклопом Полифемом не называет своего подлинного имени; Очевидно также сходство двурогого копья Тотреша и рогатого копья Кухулина из кельтского эпоса; Присутствие мотива уязвимого места (бедра Сосруко, за которые Тлепш держал клещами при закаливании), становящегося причиной гибели героя, делает Сосруко типологически сходным с Ахиллесом из гомеровского эпоса, Зигфридом из немецкого эпоса и т.д.
Основной герой повествования – конечно же, Сосруко, которого исследователи нартиады причисляют к солнечным героям и считают ведущим в поколении героев (имеются в виду наиболее архаические пласты). В романе получают развитие все основные мотивы нартиады, касающееся деяний героя – возвращение огня, проса, похищение у богов семян винограда, битва с Тотрешем, Бадыноко, сватовство к Акуанде и т.д.
Сосруко так же, как и его эпический прототип, «жаждал подвига по двум причинам: во-первых, к нему пренебрежительно относились высокородные соплеменники, утверждая, что он – сын пастуха, во–вторых, он был нарт и звание нарта просто обязывало его совершить подвиг» (С. 132-133).
Подчеркивая в характере героя такие качества, как ум, хитрость, находчивость, благодаря которым ему удалось одолеть Тотреша, погубить Бадыноко, похитить огоньи т.д,. Д. Кошубаев верен мифо-эпической традиции. И здесь вполне уместно замечание, сделанное В.Я. Проппом относительно эпических героев: «облик положительного героя далеко не всегда соответствует тому моральному кодексу, который лежит в основе общепринятой современной морали… Герой тот, кто побеждает, безразлично какими средствами, в особенности если он побеждает более сильного, чем он сам, противника».
Образ героя дан в единстве бинарных оппозиций и складывается из суждений как друзей и доброжелателей, так и врагов его. Для одних – он «свет», солнцеподобный (Сатаней), спаситель, добывший огонь и спасший нартов (Озырмедж), для других – «смуглолицый, небольшого роста всадник, мальчишка совсем» (Тотреш), хитрый и коварный обманщик, потенциально сильный, умный соперник, от которого необходимо избавиться ( Тлебыца, Барымбух, иныжи). И в конечном итоге – герой одинок и не принят и не понят нартами.
«Герой всегда одинок», – замечает Ю. М. Тхагазитов, – «Как солнце одно на небе, так одиноким предстает адыгский всадник. В героическом эпосе всадник и герой синонимы. Герой борется со злом всегда один. Его единственным помощником выступает конь, но
волшебный и мудрый альп неотделим от богатыря.
Поэтому в эпосе постоянным эпитетом богатыря становится «одинокий». Так одиноким всадником предстает Сосруко».
Впрочем, таким же эпитетом наделены в эпосе и другие герои: Бадыноко, Тотреш, Батраз, Ашемез, так же одиноки они и в романе Д. Кошубаева.Негативное отношение многих из нартов к Сосруко, по мнению большинства исследователей нартиады, заключается в
исключительном, неординарном способе его рождения: «рождение из камня от семени пастуха стало одной из причин отчужденного положения героя», – замечают они.
Д. Кошубаев в романе делает акцент не на изображении подвигов и громких деяниях героев, а на мотивах этих деяний, на психологической сублимации образов, углублении трактовки психологического состояния. Он стремится разобраться в психологических
причинах неприятия окружающими Сосруко и сосредоточивается на таких непреходящих пороках человечества, как зависть, подлость, малодушие, гордыня, нетерпимость к чужому превосходству и т.д. Нарты показаны в большинстве своем завистливыми, корыстными, малодушными, стремящимися погубить любого потенциально сильного, смелого, независимого соперника. Именно это, с торчки зрения
автора, становится причиной гибели храбрых, сильных, гордых героев – Сосруко, который слишком умен и смел, к тому же «безроден», Бадыноко, внушающего страх своей неукротимой отвагой еще будучи в утробе матери, Батраза как потенциально сильного мстителя за своего отца и т. д.
В образах самих же героев–одиночек, самонадеянных, самодостаточных – автор подчеркивает излишнюю гордыню. Недаром Мировое дерево-женщина (Жиг-Гуаще – символ мудрости в адыгской мифологии), высказывает Тлепшу пророческие слова: «Все вы из страны нартов гордые, слишком гордые. Это вас и погубит» (С. 159).
Весьма показателен для выражения идеи романа эпизод, где на хасэ обсуждают Сосруко и его подвиги ( по сути это не обсуждение, а суд над героем). И недоброжелатели, которых оказывается большинство (родственники Тотреша, Тлебыцы и одноглазые иныжи), выносят герою недвусмысленный вердикт: смерть. Четко обозначены и пункты обвинения, которые говорят сами за себя: «Сосруко – нарт низкого происхождения, не имевший права убивать высокородного Тотреша; Сосруко побеждает обманом и хитростью; Сосруко отнял огонь;
Сосруко отнял просо; Он внушил такой страх, что иныжи боятся его больше бога богов великого Тха. Он побеждает в играх, битвах и плясках. Сосруко погубит нас всех, поскольку владеет мечом Тлепша. Он желанный гость нартских жен и девиц. Сосруко отдал напиток богов всем без различия, вместо того, чтобы отдать самым именитым известным нартам» (С. 186).
«Был найден ими достаточно изощренный и разумный с их точки зрения способ убрать героя так, чтобы смерть его выглядела вполне естественно». Сосруко на игрищах был смертельно ранен в уязвимое место жаншерхом (стальное колесо с острыми краями).
Итак, солнечный герой гибнет в романе, как и его исторический прототип, но не от руки врага, а из-за предательства своих же соплеменников. Здесь необходимо отметить, что из многочисленных версий гибели Сосруко автор выбирает тот, который не констатирует смерть героя, то есть он не погибает, а уходит в нижний мир, согласно мифологическому мышлению. Иныжи и нарты из рода
Тлебыцы и Тотреша «закапывают его живьем в землю» и воздвигают курган, но из-под земли слышится голос Сосруко, грозящегося выйти на этот свет и отомстить своим врагам (С. 188).
Образы других героев, восходящих к мифоэпической традиции: Бадыноко, Тотреша, Батраза, Ашемеза, также нашли полнокровное художественное воплощение в контексте романа, где традиция причудливо переплетается с авторским мифологизированием. Батраз, к примеру, так же, как и его эпический прототип, «одержим лишь местью». «Еще в утробе матери он буквально пропитался ненавистью к соплеменникам и жаждой крови, и первое, к чему он немедленно приступил, когда уже был в состоянии поднять меч и оседлать Дуль-Дуля, – отправился утолять эти две пожиравшие его изнутри страсти» (С. 142, 145).
Образ Батраза, его месть в романе становится символом неистребимой жажды безжалостного, безмерного мщения.
Герой не только не довольствуется тем, что отрубает голову своему врагу Маруко, погубившему отца, но и требует от нартов, чтобы они ему построили лестницу до неба. Описание этой лестницы в романе – еще одно свидетельство постмодернистских приемов и неомифологизма автора: «они сделали это. Они соорудили небывалую пирамиду из живых и неживых существ.
Пирамида стонала, содрогалась и шевелилась, когда Батраз карабкался на ее вершину. Не достигнув ее, он встал на носки, вытянул руку, но до неба не достал – не хватило хвоста дохлой кошки» (С. 148).
Из женских образов, восходящих к мифоэпике (Сатаней, Барымбух, Адиюх, Малечипх, Акуанда), ведущее место принадлежит Сатаней, по традиции – мудрой, всеведающей матери всех нартов, одновременно – вечно молодой, прекрасной и соблазнительной. Она также
представлена в романе в совокупности бинарных оппозиций: «В промежутках между колдовством, раздачей мудрых советов, и сведением счетов, Сатаней занималась воспитанием и наставлением подрастающего поколения»(С. 156). Вако-нана и родная ее сестра
Барымбух считают ее «старой сучкой, ведьмой, потаскухой» (С. 133, 156). Но автор тут же уточняет: «а все ведь исключительно от зависти: казалось, время не властно над Сатаней. Нарты рождались, взрослели, старились и умирали, а она оставалась все такой же молодой и цветущей, не чуждой любовным утехам» (С. 134).
Мифоэпический контекст романа создает тот единый пространственно-временной континуум, который позволяет объединить разностадиальных персонажей и представить Страну нартов как единое пространство, где одновременно сосуществуют боги, иныжи, испы, нарты, удды, мифические существа. Другие части романа, повествующие о современной действительности, о судьбах потомков древних нартов, живущих в городе Абраге, проводят идею связи времен, преемственности поколений, взаимоотношениях частного и общего.
Таким образом, содержание романа «Абраг», восходящего к мифическим временам, структура, принципы его построения свидетельствуют о том, что это произведение не только на мифологическую тему, но и построено по законам мифа.
2005
К.Н. Паранук
Неомифологизм романа Д. Кошубаева «Абраг»
Мифотворчество является одной из характерных черт литературы ХХ века. В прошлом столетии литература вышла на такой уровень модернизации классической мифологии, который позволяет говорить о «ремифологизации, о мифопоэтическом пересоздании
древних историй» и, наконец, о мифотворчестве, сотворении новых мифов, отвечающих новым устремлениям изменяющейся литературы.
Современные адыгские авторы используют, и довольно успешно, различные приемы и методы мифотворчества. Мы имеем в виду творчество таких известных писателей, как Нальбий Куек, Юнус Чуяко, Хабас Бештоков, а также Джамбулат Кошубаев, первый роман которого под названием «Абраг», опубликованный в г. Нальчике в журнале «Литературная Кабардино-Балкария» в 1999г., заявил о новаторском использовании мифотворчества молодым талантливым автором.
Роман явился образцом чрезвычайно смелого и свободного обращения с сюжетами и мотивами адыгского мифоэпического наследия как материал для самостоятельного художественного мифологизирования. В выборе темы для художественного исследования автор, возможно, был не совсем оригинален: он обращается к «теме на все времена» – нартиаде – для современного истолкования. Автор вновь «окунается» в национальное героическое прошлое, в мир эпоса, который, по словам М.Бахтина, представляет собой «мир «начал»
«вершин» национальной истории, мир отцов и родоначальников, мир «первых» и «лучших». Но само истолкование, точнее сказать – художественная интерпретация нартского эпоса носила характер столь ярко выраженного постмодернистского толка, что
обескураживала многих читателей.
Смысл названия романа и его замысел становятся понятными из предисловия, начинающегося со слов: «Существовал на земле прекрасный, изумрудно-золотистый город Абраг. И всего в нем было вдосталь. Вдосталь настолько, насколько не мог представить себе
сам Господь Бог. И когда он увидел изобилие, царившее в городе Абраге, решил Он испытать жителей – так ли они счастливы в душе, как счастливы с точки зрения материалистической». «И послал Он Великую Печаль»... затем – «Великую Ненависть»... но город продолжал расти и процветать. Посмотрел Создатель на дело дум своих и воскликнул в печали: Нет праведников в этом городе!» И прибавил в сердцах, вспомнив старое: Содом и Гоморра!» И ниспослал он в Абраг Любовью Необъятную.
И возникло на месте города озеро, изумрудно-золотистое озеро – Абраг. Спасся лишь один. И этот один был Я».
Композиция романа довольно сложна, это своего рода роман в романе, состоящий из четырех частей и послесловия, из которых самой насыщенной в плане мифопоэтики является вторая часть. Именно на анализе этой части, повествующей, по словам автора, «недостоверно о достоверном» – о нартах, мы намерены сосредоточиться в этой статье и проследить особенности авторского мифотворчества. В ней воспроизводятся и по-своему трактуются основные сюжетообразующие мотивы и конфликтные узлы нартиады, сконцентрированные вокруг Сатаней, Сосруко, Бадыноко, Ащемеза, Адиюх и других основных героев. Однако следует отметить, что
использование и интерпретация мифо-фольклорного материала Д. Кошубаевым разительно отличается от всех предшествующих реминисценций подобного рода в адыгских литературах.
Абраг в романе является единым хронотопом, через который удается объединить прошлое и настоящее, мифические персонажи с реальными героями.
Художественное исследование быта и нравов, духовного состояния жителей современного адыгского города Абрага приводит автора к логически оправданному решению вернуться в прошлое, «чтобы посмотреть на него с понимающей улыбкой» и начать с самого начала – с истоков – нартов.
В романе широко представлен пантеон адыгских богов, воспроизведенный соответственно мифо-эпической традици: верховный всемогущий Тха, стоящий над всеми (Он же Уашхо), Тлепш – бог кузнечного ремесла, Тхаголедж – бог земледелия, Псатха – бог души, Созереш – бог благоденствия, Мазитха – бог лесов, Амыш – бог скотоводства, а также другие мелкие божества. Многие персонажи представляют продукт собственного мифологизиривания автора: промежуточные существа: Емынеж с головой великана и телом дракона, голубка Мыгазеш (полу-девушка, полу-птица), Мировое дерево-женщина (синтез Жиг-Гуащэ – богини дерева и литературного архетипа мирового древа, Нэгур (сын Тлепша и Мирового дерева-женщины), а также девушка удд, старички-лесовички Тхакумаховы и другие.
Неомифологичен и образ Золотого дерева, произраставшего в стране нартов и приносившего в день по одному яблоку. В описании плодов характерно присутствие бинарных оппозиций: «половина плода алая, другая – белая». Изображение многих из названных
персонажей часто приобретает юмористическую окраску, соответствующую общей тональности всего романа. К примеру, Золотое дерево, по словам автора, «исполняло функции регулятора демографического состояния нартского общества: если женщина съедала алую половину – рождался мальчик, если белую – девочка».
В романе часты изображения животных и предметов, обладающих чудесными свойствами: летающие и говорящие кони, кони с тремя ногами, чудо-меч, разящий врага сам, летающая пуля, способная поразить сразу троих, меч-ворота и др.
Очевидны также параллели с мировой мифологией, в том числе античной, например, образ прикованного к скале Седого Старца типологически сходен с Прометеем; шабаш уддов (чертей) и раздача «мешков с запасом новых несчастий, пакостей и болезней» напоминает ящик Пандоры; Сосруко из предосторожности отказывается назвать свое имя при встрече с иныжем, охраняющим
огонь, и Одиссей при знакомстве с циклопом Полифемом не называет своего подлинного имени; Очевидно также сходство двурогого копья Тотреша и рогатого копья Кухулина из кельтского эпоса; Присутствие мотива уязвимого места (бедра Сосруко, за которые Тлепш держал клещами при закаливании), становящегося причиной гибели героя, делает Сосруко типологически сходным с Ахиллесом из гомеровского эпоса, Зигфридом из немецкого эпоса и т.д.
Основной герой повествования – конечно же, Сосруко, которого исследователи нартиады причисляют к солнечным героям и считают ведущим в поколении героев (имеются в виду наиболее архаические пласты). В романе получают развитие все основные мотивы нартиады, касающееся деяний героя – возвращение огня, проса, похищение у богов семян винограда, битва с Тотрешем, Бадыноко, сватовство к Акуанде и т.д.
Сосруко так же, как и его эпический прототип, «жаждал подвига по двум причинам: во-первых, к нему пренебрежительно относились высокородные соплеменники, утверждая, что он – сын пастуха, во–вторых, он был нарт и звание нарта просто обязывало его совершить подвиг» (С. 132-133).
Подчеркивая в характере героя такие качества, как ум, хитрость, находчивость, благодаря которым ему удалось одолеть Тотреша, погубить Бадыноко, похитить огоньи т.д,. Д. Кошубаев верен мифо-эпической традиции. И здесь вполне уместно замечание, сделанное В.Я. Проппом относительно эпических героев: «облик положительного героя далеко не всегда соответствует тому моральному кодексу, который лежит в основе общепринятой современной морали… Герой тот, кто побеждает, безразлично какими средствами, в особенности если он побеждает более сильного, чем он сам, противника».
Образ героя дан в единстве бинарных оппозиций и складывается из суждений как друзей и доброжелателей, так и врагов его. Для одних – он «свет», солнцеподобный (Сатаней), спаситель, добывший огонь и спасший нартов (Озырмедж), для других – «смуглолицый, небольшого роста всадник, мальчишка совсем» (Тотреш), хитрый и коварный обманщик, потенциально сильный, умный соперник, от которого необходимо избавиться ( Тлебыца, Барымбух, иныжи). И в конечном итоге – герой одинок и не принят и не понят нартами.
«Герой всегда одинок», – замечает Ю. М. Тхагазитов, – «Как солнце одно на небе, так одиноким предстает адыгский всадник. В героическом эпосе всадник и герой синонимы. Герой борется со злом всегда один. Его единственным помощником выступает конь, но
волшебный и мудрый альп неотделим от богатыря.
Поэтому в эпосе постоянным эпитетом богатыря становится «одинокий». Так одиноким всадником предстает Сосруко».
Впрочем, таким же эпитетом наделены в эпосе и другие герои: Бадыноко, Тотреш, Батраз, Ашемез, так же одиноки они и в романе Д. Кошубаева.Негативное отношение многих из нартов к Сосруко, по мнению большинства исследователей нартиады, заключается в
исключительном, неординарном способе его рождения: «рождение из камня от семени пастуха стало одной из причин отчужденного положения героя», – замечают они.
Д. Кошубаев в романе делает акцент не на изображении подвигов и громких деяниях героев, а на мотивах этих деяний, на психологической сублимации образов, углублении трактовки психологического состояния. Он стремится разобраться в психологических
причинах неприятия окружающими Сосруко и сосредоточивается на таких непреходящих пороках человечества, как зависть, подлость, малодушие, гордыня, нетерпимость к чужому превосходству и т.д. Нарты показаны в большинстве своем завистливыми, корыстными, малодушными, стремящимися погубить любого потенциально сильного, смелого, независимого соперника. Именно это, с торчки зрения
автора, становится причиной гибели храбрых, сильных, гордых героев – Сосруко, который слишком умен и смел, к тому же «безроден», Бадыноко, внушающего страх своей неукротимой отвагой еще будучи в утробе матери, Батраза как потенциально сильного мстителя за своего отца и т. д.
В образах самих же героев–одиночек, самонадеянных, самодостаточных – автор подчеркивает излишнюю гордыню. Недаром Мировое дерево-женщина (Жиг-Гуаще – символ мудрости в адыгской мифологии), высказывает Тлепшу пророческие слова: «Все вы из страны нартов гордые, слишком гордые. Это вас и погубит» (С. 159).
Весьма показателен для выражения идеи романа эпизод, где на хасэ обсуждают Сосруко и его подвиги ( по сути это не обсуждение, а суд над героем). И недоброжелатели, которых оказывается большинство (родственники Тотреша, Тлебыцы и одноглазые иныжи), выносят герою недвусмысленный вердикт: смерть. Четко обозначены и пункты обвинения, которые говорят сами за себя: «Сосруко – нарт низкого происхождения, не имевший права убивать высокородного Тотреша; Сосруко побеждает обманом и хитростью; Сосруко отнял огонь;
Сосруко отнял просо; Он внушил такой страх, что иныжи боятся его больше бога богов великого Тха. Он побеждает в играх, битвах и плясках. Сосруко погубит нас всех, поскольку владеет мечом Тлепша. Он желанный гость нартских жен и девиц. Сосруко отдал напиток богов всем без различия, вместо того, чтобы отдать самым именитым известным нартам» (С. 186).
«Был найден ими достаточно изощренный и разумный с их точки зрения способ убрать героя так, чтобы смерть его выглядела вполне естественно». Сосруко на игрищах был смертельно ранен в уязвимое место жаншерхом (стальное колесо с острыми краями).
Итак, солнечный герой гибнет в романе, как и его исторический прототип, но не от руки врага, а из-за предательства своих же соплеменников. Здесь необходимо отметить, что из многочисленных версий гибели Сосруко автор выбирает тот, который не констатирует смерть героя, то есть он не погибает, а уходит в нижний мир, согласно мифологическому мышлению. Иныжи и нарты из рода
Тлебыцы и Тотреша «закапывают его живьем в землю» и воздвигают курган, но из-под земли слышится голос Сосруко, грозящегося выйти на этот свет и отомстить своим врагам (С. 188).
Образы других героев, восходящих к мифоэпической традиции: Бадыноко, Тотреша, Батраза, Ашемеза, также нашли полнокровное художественное воплощение в контексте романа, где традиция причудливо переплетается с авторским мифологизированием. Батраз, к примеру, так же, как и его эпический прототип, «одержим лишь местью». «Еще в утробе матери он буквально пропитался ненавистью к соплеменникам и жаждой крови, и первое, к чему он немедленно приступил, когда уже был в состоянии поднять меч и оседлать Дуль-Дуля, – отправился утолять эти две пожиравшие его изнутри страсти» (С. 142, 145).
Образ Батраза, его месть в романе становится символом неистребимой жажды безжалостного, безмерного мщения.
Герой не только не довольствуется тем, что отрубает голову своему врагу Маруко, погубившему отца, но и требует от нартов, чтобы они ему построили лестницу до неба. Описание этой лестницы в романе – еще одно свидетельство постмодернистских приемов и неомифологизма автора: «они сделали это. Они соорудили небывалую пирамиду из живых и неживых существ.
Пирамида стонала, содрогалась и шевелилась, когда Батраз карабкался на ее вершину. Не достигнув ее, он встал на носки, вытянул руку, но до неба не достал – не хватило хвоста дохлой кошки» (С. 148).
Из женских образов, восходящих к мифоэпике (Сатаней, Барымбух, Адиюх, Малечипх, Акуанда), ведущее место принадлежит Сатаней, по традиции – мудрой, всеведающей матери всех нартов, одновременно – вечно молодой, прекрасной и соблазнительной. Она также
представлена в романе в совокупности бинарных оппозиций: «В промежутках между колдовством, раздачей мудрых советов, и сведением счетов, Сатаней занималась воспитанием и наставлением подрастающего поколения»(С. 156). Вако-нана и родная ее сестра
Барымбух считают ее «старой сучкой, ведьмой, потаскухой» (С. 133, 156). Но автор тут же уточняет: «а все ведь исключительно от зависти: казалось, время не властно над Сатаней. Нарты рождались, взрослели, старились и умирали, а она оставалась все такой же молодой и цветущей, не чуждой любовным утехам» (С. 134).
Мифоэпический контекст романа создает тот единый пространственно-временной континуум, который позволяет объединить разностадиальных персонажей и представить Страну нартов как единое пространство, где одновременно сосуществуют боги, иныжи, испы, нарты, удды, мифические существа. Другие части романа, повествующие о современной действительности, о судьбах потомков древних нартов, живущих в городе Абраге, проводят идею связи времен, преемственности поколений, взаимоотношениях частного и общего.
Таким образом, содержание романа «Абраг», восходящего к мифическим временам, структура, принципы его построения свидетельствуют о том, что это произведение не только на мифологическую тему, но и построено по законам мифа.
Комментариев нет:
Отправить комментарий