Хазарский альманах

                                                                  Том 12

 

                                                               Науменко В.Е.

К военно-политической истории Таврики X века: русско-византийский конфликт 935-941 годов и так называемый «поход Песаха»

                                                                 (цитаты)

 

В сохранившихся письменных источниках, как прямой объект конфликта геополитических интересов Византийской империи и формирующегося Древнерусского государства на юге Восточной Европы, территория Таврики впервые упоминается только при описании «Корсунской страны» в известной летописной статье, содержащей русско-византийский договор 944 г. В тексте договора подчеркивается принадлежность в это время полуострова Византии и запрет русским вести здесь военные действия.

Определить статус и территорию «Корсунской страны» в целом несложно. Очевидно, что в данном случае топоним является своеобразной древнерусской калькой официального названия византийской провинции в Таврике – фемы Херсон.

Труднее объяснить обстоятельства, из-за которых впервые за более чем столетний предшествующий период русско-византийских контактов Таврика стала объектом явной либо потенциальной, но, в любом случае, реальной угрозы со стороны Древней Руси, что потребовало включения этой статьи в межгосударственное соглашение.

Действительно, круг имеющихся в нашем распоряжении письменных источников, с момента первых рекогносцировочных акций «росов» – посольства в Константинополь, записанного под 839 г. в официальных Бертинских анналах Франкской империи, и, вероятно, близкого ему по времени набега на южное побережье Черного моря в Житии Георгия Амастридского,3 и вплоть до договора 944 г. не дает оснований предполагать наличие жизненно важных интересов Руси в этот период в Таврике.

Установление прямых политических отношений с Константинополем, в том числе в результате резонансного военного похода 860 г., первый опыт приобщения к ценностям христианской культуры около 867 г., налаживание регулярных торговых связей по маршруту от среднего течения Днепра к его низовьям и далее вдоль северо-западного побережья Черного моря к столице империи – вот достаточно полный перечень характерных направлений южноевропейской политики первых древнерусских правителей в IX в.6

В начале Х в., после похода «росов» в 907 г. на Константинополь, эти отношения были легитимизированы. Русско-византийский договор 911 г. содержит не только статьи относительно регулирования торговли Руси в Византии, обмена пленными, из области так называемого «берегового права», но и важную новацию – условия поступления и пребывания русских наемников на византийской военной службе.

Согласно этому соглашению, уже летом 911 г. отряд русов численностью 700 человек в составе императорского флота принял участие в военной экспедиции на Крит, информация о которой сохранилась в трактате Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора».

Этот же источник свидетельствует о 415 русских воинах в составе экспедиционного корпуса во время кампании 935 г. в Южной Италии (Лангобардии).

Приведенные свидетельства отмечают для периода 911–935 гг. стабильный и, самое важное, мирный характер русско-византийских взаимоотношений, в которых Таврика никоим образом не является предметом взаимных притязаний. Она, безусловно, принадлежит сфере византийского влияния.

Вероятно, именно этот период времени нашел отражение у Константина VII Багрянородного при описании северных соседей империи и в целом геополитической ситуации на юге Восточной Европы в трактате «Об управлении империей». Из его обзора ясно, что территориально образующим фактором для Древнерусского государства выступает днепровская водная магистраль, по которой проходил начальный отрезок уже регулярно функционирующего в первой половине Х в. так называемого «пути из варяг в греки». Степные просторы Северного Причерноморья и Крыма занимали кочевья печенегов, непосредственных соседей населения византийской Таврики. Различного рода контакты между жителями полуострова, выходцами, главным образом, из Херсона, и «росами» были обычными для этого времени, однако они происходили либо на территории «Росии», либо в низовьях Днепра.

Таким образом, возвращаясь к интересующей нас статье договора 944 г. в «Повести временных лет», следует заключить, что обстоятельства ее появления, очевидно, следует искать в каких- то военно-политических событиях, происходивших в Северном Причерноморье в промежутке между 935 г., когда русские наемники еще находились на византийской службе, и 944 г.

Сразу хотим заметить, что они не связаны напрямую с предшествующим договору 944 г. походом на Константинополь князя Игоря в 941 г., о котором известно не только составителям древнерусской летописи [Повесть временных лет, 1950, с. 33, 229–230], но и ряду византийских (наибольший интерес представляют сведения Продолжателя Феофана и Жития Василия Нового) и западноевропейских (Лиутпранд Кремонский) авторов.

В свое время Г.Г. Литаврин, привлекая к анализу событий 941 г. современные им эпистолографические свидетельства (письма Константина VII Багрянородного митрополиту Феодору Кизикскому и никейского митрополита Александра главе церкви Никомидии Игнатию), пришел к заключению о том, что последствия поражения росов под Константинополем были менее тяжелыми, а масштабы нашествия Игоря более значительными, чем это обычно представляют историки.

При этом нужно сказать, что наряду с исследованиями, рассматривающими Кембриджский Аноним в качестве подлинного исторического источника, в историографии присутствует точка зрения о сомнительном и компилятивном характере этого документа, не позволяющем его использовать для реконструкции событий истории Крыма и Таманского полуострова середины – второй половины Х в.

Наиболее последователен в этом смысле В.В. Майко, который «поход Песаха» рассматривает как рубежное событие для «хазарского периода» в истории Крымского полуострова и последнюю попытку каганата вмешаться в ситуацию в регионе. Ему же принадлежит гипотеза о существовании в восточных областях Таврики на протяжении середины Х – начала XI вв. так называемой «Крымской Хазарии», «реликта» Хазарского государства, своеобразного политического образования, номинально подчинявшегося до 965 г. хазарскому наместнику, а в период 965–1016 гг. находившегося уже в зависимости от Византии.

Тем не менее, с определенными оговорками, с походом Песаха соотносят верхнюю дату существования в Крыму сельских поселений салтово-маяцкой археологической культуры, связанной с населением Хазарского каганата, и ряд других современных исследователей.

Отправным моментом в военно-политическом кризисе 30-х гг. Х в. на юге Восточной Европы, в который были вовлечены Русь, Хазария и Византия, по мнению К. Цукермана, является поражение алан в войне с хазарами на Северном Кавказе, за которым последовали установление между недавними противниками союза, скрепленного династическим браком, провал христианской миссии и изгнание византийского духовенства из Алании. Описание алано-хазарского конфликта в «Кембриджском Анониме» дополняют сведения ал-Масуди (около 956 г.) с точной датой событий – около 931–932 гг.

Византии удалось спровоцировать «царя» росов Хельгу на взятие хазарского города С-м-к-рай (Самкерц, Таматарха), что стало причиной ответного похода «булшци» Песаха на города и деревни византийской Таврики (дословно «города Романа», то есть императора Романа I Лакапина), в том числе Херсон.

Если следовать дополнениям К. Цукермана к переводу интересующего нас отрывка, то осада последнего завершилась выдачей херсонитами Песаху денежной контрибуции, всех пленных жителей Самкерца и укрывшихся в крепости русов. Наконец, анонимный автор свидетельствует о дальнейшей многомесячной успешной войне Хазарского каганата против Руси, заключении союза между ними, за которым последовал поход «росов» на Константинополь.

Прежде всего, в контексте разрыва византийско-хазарских отношений обращение Романа I Лакапина к правителю «росов» с просьбой организовать набег на пограничный укрепленный пункт Хазарии выглядит вполне логичным, учитывая давние знания русскими торговцами и воинами этой местности, еще действующий союз между империей и Русью и постоянное присутствие «северных» наемников на византийской службе.

Данная версия, как нам кажется, лучше всего объясняет, почему по крайней мере часть нападавших нашла укрытие в Херсоне, столице византийских владений на полуострове, а не ушла после похода на север, в Поднепровье, что было бы понятно в случае формирования экспедиции на древнерусской территории.

Также не вызывает сомнений отождествление нападения Руси на Константинополь с походом князя Игоря 941 г.

Еще одним нерешенным вопросом остается точная хронология похода Песаха в Таврику, которая варьируется в историографии от 932 до 943 гг.. Мы полагаем, что с учетом значительной динамики событий в начальный период византийско-хазарского кризиса, а также союзнического характера в это время отношений Руси и Византии, походы Хельгу и Песаха должны быть не сильно отдалены от 935 г. (возможно, 936–937 гг.), когда контингент русских наемников, согласно условиям договора 911 г., еще находился на службе империи.

Русско-византийский кризис 935–941 гг. был исчерпан подписанием нового мирного договора в 944 г. На протяжении следующей четверти века (до конца 60-х гг. Х в.) источники фиксируют в целом союзнический характер взаимоотношений Древней Руси и Византийского государства. Новый период их охлаждения был во многом спровоцирован «восточным походом» князя Святослава 965 г., максимально приблизившим Русь с востока к владениям 969–971 гг., ставшими проявлением территориальной экспансии в южном направлении.

Первое десятилетие правления Владимира (978–1015), носившее, безусловно, антивизантийский характер, завершилось открытым военным конфликтом с империей на территории Таврики около 986–987 гг. и последующим официальным крещением Древней Руси в Киеве.