В.Н. Добжанский

Наборные пояса кочевников Азии

     За это время в степях сменилось несколько десятков поколений людей, на смену ираноязычным этносам пришли тюркоязычные. Изменению подвергалась как материальная, так и духовная культура этих народов. Но на протяжении двух тысячелетий здесь устойчиво сохранялось особое почитание наборных поясов, что наиболее ярко проявилось в среде тюркоязычных кочевников. Как справедливо отмечает Е.В. Антонова, устойчивость значений вещей может быть уподоблена сохранению смысла слов естественного языка.     На протяжении существования языковой системы значения слов претерпевают изменения, но лишь в определённых границах; «ядро» значения сохраняется.

    Следует подчеркнуть, что в границах эпох — скифской, гуннской и тюркской — развитие поясов шло в целом общими путями и имело общие закономерности в оформлении, что обусловлено сходством социально-экономического и культурного развития племён, проживавших в этом огромном регионе.

    Наборные пояса имели определённые функции, как утилитарные, так и семиотические, и занимали своё место в той картине мира, которая существовала у людей, создавших её. Анализ мифологических и эпических произведений, письменных источников и этнографических данных позволил прийти к выводу, что уже в глубокой древности пояс обладал сложным пучком значений. Он отождествлялся с Кругом — Вселенной, выступал в роли оберега, обладал магической функцией. Ко времени становления военной демократии пояс приобретает новое значение — становится своеобразным символом войны, и представления о нём приобретают как бы две самостоятельные линии развития. 

    На протяжении тысячелетий в народе сохраняется древний пласт представлений о магической функции пояса, о его способности уберечь человека от злых сил. В то же время в военно-аристократической среде всё более популярной становится военная функция пояса, его значение соотносится с принадлежностью его владельца к определённому и достаточно высокому социальному слою общества.

    Проникновение геральдических поясов на территорию Южной Сибири и Средней Азии, по мнению А.К. Амброза, произошло на 150 лет позже, чем в центре их происхождения. Однако этот тезис находится в явном противоречии с другим выводом автора о том, что на рубеже «VII-VIII вв. у кочевников Дуная и Сибири появились наборные пояса с геометрическими прямоугольными и сегментовидными бляхами». 

    Учитывая культурно-историческую специфику эпохи, вряд ли можно считать, что на столь длительный срок затянулся процесс проникновения геральдических поясов в районы Средней Азии и Сибири, тем более, что смена их стилистически новым типом происходит повсеместно и одновременно. 

    Образование Западнотюркского каганата способствовало проникновению тюрков в среду правящей верхушки согдийского общества, усилению брачных связей с представителями согдийской знати и в конечном итоге формированию новой этнической группы — тюрк-согдийцев.

    Согдийское общество несомненно испытывало культурное влияние каганата, но в неменьшей степени оно ощущалось и со стороны Сасанидского Ирана, в частности в области шелкоткачества. Одежда персонажей в зале послов Афрасиабе изготовлена из сасанидского шёлка. Согдийские ткачи полностью перенимали сасанидскую технику изготовления шёлка, орнамент, его композицию. А.А. Иерусалимская, посвятившая специальное исследование согдийскому шёлку, пишет, что «доминирующее влияние сасанидского текстиля в рассматриваемый период (вторая половина VII в. — В.Д.) выступает очень чётко и, вероятно, особенно сильно в среде столичной знати, предпочитавшей иранскую моду, привозные иранские шелка и подражающие им местные согдийские». 

    Видимо, эта мода была перенесена и на ношение поясов сасанидского типа, которые, как правило, украшались маленькими круглыми бляшками — «перлами».

    Таким образом, вырисовывается следующая картина. В третьей четверти VII в. согдийцы и тюрки предпочитали носить пояса с круглыми бляхами.

Исследователи повсеместно отмечают на рубеже VII-VIII вв. смену типов и орнаментации поясных украшений, что совпадает по времени с возникновением Второго Тюркского каганата. Связь эта не случайна. Для торевтики каждого государства характерны свои конкретные особенности, в частности, складывание и широкое распространение своеобразных стилей декора металлических изделий, в первую очередь, сосудов и поясных украшений. Это объясняется тем, что «достаточно было мастерам из окружения правителя вновь возникшего или обновлённого государства создать новые образцы, как их многочисленные реплики расходились по всем воинам этого государства, создавая своего рода униформу, но, конечно, без полного единообразия».

    Отличительной чертой наборных поясов конца VII-IX вв. были гладкие бляхи-оправы прямоугольной и сегментовидной формы с прорезью для продевания подвесных ремешков. Наряду с ними широкое распространение получают и другие накладки — сердцевидные, с фестончатым краем, типа лунниц.

    Наборные пояса этого времени предстают достаточно однородной совокупностью, которая трудно поддаётся внутреннему членению на какие-то типы и хронологические группы. Тем не менее особенности в оформлении и украшениях несомненно существовали. Одна из них — орнаментация поясных украшений, имевшая определенные различия в некоторых локальных пространственно-временных границах, в преимущественном использовании накладок определённой формы, а также в их сочетаемости между собой. Сюда же можно отнести и лировидные подвески, которые появляются в VIII в.

    Исследователи, занимающиеся средневековыми древностями, считают, что в древнетюркскую эпоху на территории Сибири, Средней Азии и ряде других территорий воины носили два пояса, которые украшались накладками. Как полагает В.И. Распопова, «наличие второго, стрелкового, пояса объясняется, видимо, его лёгкой заменой в бою, что могло быть связано с малой ёмкостью колчана. Возможность быстрой смены стрелкового пояса обеспечивалась тем, что он застёгивался на пряжку с крюком. Пряжки такого типа, чрезвычайно широко распространённые, обычно называют крюком от колчана.

    Сами тюрки высоко ценили пояс и как принадлежность костюма, и как определённый знак общественного положения его владельца. Среди эпитафий древнетюркских рунических памятников встречаются упоминания о поясе, который можно интерпретировать как знак-символ. Так, надпись на памятнике с р. Уюк-Туран переводится следующим образом: «Пояс с пятьюдесятью золотыми пряжками (букв. “золотых пятьдесят поясов”) я повязал на своей пояснице. 

    Ношение поясов в Китае эпохи Тан и Сун регламентировалось государством. Исследователи китайского костюма подчёркивают, что цвет, материал и украшения пояса «служили знаками различия аристократии и чиновничества, отчего слово “гуаньдай” (шапка и пояс) стали образным выражением для обозначения карьеры».

    Пояс через форму круга отождествлялся со Вселенной, с её границами, в силу чего сам приобретал сакральный характер. Для первобытных представлений «существенно, реально лишь то, что сакрализовано (сакрально отмечено), а сакрализовано лишь то, что составляет часть космоса, выводимо из него, причастно к нему». 

    Анализ семантики наборных поясов в её наиболее известном варианте (любая вещь может иметь много уровней познания) — пояс как атрибут власти и знак социальной принадлежности погребённого — требует характеристики социальных категорий древних кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Несмотря на то что вопросы социальной стратификации древних обществ постоянно находятся в поле зрения исследователей, проблема выделения социальных групп в обществах ранних кочевников ещё далека от окончательного решения.

    Восходя в своей основе к функции оберега, пояс не утратил её и в военно-демократическом обществе древних кочевников Азии. Эта функция была даже усилена в результате украшения пояса бляхами, в зверином стиле. Предметы со сценами борьбы зверей, изображения отдельных их фигур или голов хищных птиц, бесспорно, имели охранительную, магическую функцию. «Древний анимизм и аниматизм наделял изображение качествами живого существа, способного помочь человеку».

Средневековый наборный пояс воина-дружинника, по образному замечанию В.Б. Ковалевской, являлся своеобразным паспортом человека. 

    Письменные свидетельства средневековых китайских и арабских авторов, тюркские эпитафии недвусмысленно подчёркивают высокую престижность наборного пояса в обществах раннесредневековых кочевников.

    Считается, что каждый мужчина-кочевник был воином, непременной принадлежностью которого являлся пояс, украшенный серебряными и бронзовыми накладками и пряжкой. 

    Отсутствие поясных наборов в трети всех погребений человека с конём говорит о том, что далеко не все воины могли или имели право украшать свои пояса различными накладками и наконечниками. Даже пряжки встречаются не во всех захоронениях. В то же время по количеству сопроводительного инвентаря и материалу, а также сопогребению коня такие захоронения мало или вообще не отличаются от тех, где имеются наборные пояса. Например, в погребениях 9 и 11 могильника Кудыргэ имеются наборные пояса, и по инвентарю первая могила гораздо богаче второй. В то же время могила 12 по инвентарю, где имеется только одна поясная пряжка, не уступает захоронению 9. И там, и тут имеются достаточно редкие и дорогие предметы — мечи. Можно полагать, что в могилах 9 и 11 были погребены воины, выдвинувшиеся из общей массы в силу личных качеств. Об этом свидетельствуют и поясные наконечники с изображениями животных.

    Внимание зрителя приковывали в первую очередь эти наконечники, придавая их владельцу определённую престижность. Изображения животных, заключенные в рамки наконечников, являлись своеобразными репликами давно исчезнувшего искусства звериного стиля. Последним, как известно, был присущ определённый социальный аспект, связанный в первую очередь с военной средой.

    Так, на поясном наконечнике из погребения 11 в Кудыргэ группа животных, движущихся один за одним, очень напоминает волков, а это можно рассматривать как прямое указание на то, что обладатель пояса имел право относить себя к волкам — родоначальникам тюрок. Одновременно этот поясной наконечник свидетельствовал, возможно, и о том, что его владелец являлся одним из руководителей тюркских военных дружин. Согласно китайским хроникам, дружина тюркских военных вождей носила название фу-ли, что значит «волк».

    Интересен также наборный пояс, который происходит из Горного Алтая. Он украшен многочисленными серебряными накладками с вырезным краем и подвесными ремешками с двумя лировидными бляхами. Привлекает внимание то, что на подвесных ремешках укреплены две маленькие бляшки, изображающие морду быка; подобное мы находим на хуннских поясных пластинах.

    Поскольку пояс считался символом воинского сословия, то изображение этих фигурок на поясе было не случайно. Бык почитался с глубокой древности многими народами, в том числе и тюрко-монгольскими. 

    Согласно древнетюркской мифологии, бык являлся прародителем ряда тюркских народов, в частности уйгуров, и не исключено, что в образном плане владелец пояса тем самым подчёркивал свое происхождение и одновременно находился под зашитой своего прародителя.

    Из этих погребений происходят и великолепные образцы наборных поясов, накладки которых изготовлены из золота и серебра. Два пояса имеют накладки, украшенные растительным орнаментом. Всё говорит за то, что пояса принадлежали лицам очень знатным, занимавшим высокое общественное положение в среде алтайских тюрков. На это же указывает и наборной пояс с золотыми накладками с очень сложным растительным орнаментом.

    Если первый из них наследственный, то второй указывает, по всей видимости) на должность, в данном случае военного предводителя. Об этом же свидетельствует и луновидная пряжка, которую получил бек Аза от хана, игравшая, вероятно, роль отличительного знака, указывая на должность её владельца. Во всех случаях, когда в древнетюркских эпитафиях упоминаются пояса, то говорится либо о золотом поясе вообще, либо называется количество поясных накладок, буквально — пряжек.

Ссылка на источник