Вестник Адыгейского государственного университета
2005

А.А. Музалев, М.А. Шоров
Христианство в Адыгее: история и современность

       Упоминания о проникновении христианства на Северо-Западный Кавказ и в города Таманского и Крымского полуостровов относятся ещё к первым годам IV века. Так в Керчи был найден христианский надгробный памятник датированный 304 годом, а в 324 году на Никейском соборе присутствовал Боспорский епископ Кадм. Согласно существовавшим уже в раннем средневековье преданиям, Зихия, Абазгия и аланские земли в верховьях Кубани являлись местом ссылки многих христиан Римской империи на рубеже III и IV веков. Они являлись одними из первых проповедников христианства на Северном Кавказе. Известно, что этим же занимались и специально посланные проповедники из Закавказья. В VI веке христианство утвердилось в соседней с адыгами Абазгии (Абхазия), где был построен византийцами храм.
       По словам грузинской летописи, 6-й вселенский собор (680-691гг.) включил адыгские земли в состав Мцхетского (грузинского) патриархата. На основании этого Н. Т. Михайлов считал, что “вполне возможно, что до учреждения Аланской епископии (в X веке)… Черкесия находилась… в некоторой зависимости по делам церкви от Грузии”. Наряду с этим на рубеже VII и VIII веков центром одной из христианских епархий Константинопольского патриархата был город Никопсия, находившийся в Зихии. В месте с Боспорской и
Херсонской эта епархия называлась “зихской”. Тогда же существовала “Абазгская” епархия с центром в городе Севастополе (ныне Сухуми). В списке епархий, составленном в 787 году, Никопсийская и Севастопольская епархии названы “абазгскими”. Никопсией следует считать раннесредневековые развалины, сохранившиеся на Черноморском побережье у устья реки Нычепсыхо. В ту пору там жили адыги. На рубеже XIII-XIV веков зихский архиепископ был возведён в ранг митрополита.
       Большинство исследователей считает, что христианство пришло к адыгам из Византии. Некоторые же выводят его из Грузии и Руси. Ещё И. Гильденштедт полагал, что, “попечениями грузинского и российского духовенства была введена в Черкесскую землю греко- кефолическая вера”.
       Тмутараканская Русь хотя и не была инициатором первоначального насаждения у адыгов христианства, но она сыграла крупную роль в дальнейшем распространении и поддержании этой религии на Северном Кавказе, в том числе у адыгов. Судя по всему, христианизаторская роль Тмутаракани у адыгов была значительной. Одновременно с Тмутараканью большую роль в распространении
христианства у адыгов и особенно алан сыграло Абхазское государство, ставшее в Х веке большой политической силой на Кавказе. Если Тмутаракань оказывала большое влияние на северную и западную части адыгских земель, то их восточная часть (и частично южные районы Причерноморья) находилась под церковным влиянием Севастопольской епископской кафедры и основанной в Х веке кафедры в верховьях р. Малый Зеленчук. А. Н. Дьячков-Тарасов утверждал, что сохранившиеся в верховьях Кубани древние храмы построены в грузинском стиле. Удовлетворительно сохранившиеся храмы византийских времён находятся не на исторической территории адыгов, а по соседству с ней – в Абхазии и в верховьях р. Кубань. В пределах нынешнего Краснодарского края и Адыгеи время уничтожило следы
не только храмов, но и других каменных сооружений средневековья. Так, до сих пор не найдено даже место, где когда-то стояли известные из литературных источников церкви и монастыри Тмутаракани и кафедральный храм Зихской епархии в Никопсии. Лишь слабым напоминанием о важном значении Никопсии являются руины крепости с подземным ходом и фундаментами каменных зданий в
окрестностях нынешнего села Ново-Михайловского в Туапсинском районе. Следы церквей на Черноморском побережье (севернее р. Шахе) известны между р. Пшадой и г. Новороссийском. За Кубанью, западнее р. Лабы, обнаружены остатки церкви на р. Белой, между г.
Белореченском и ст. Ханской. Предположительной датой её возведения является 1171 год. Разнообразные средневековые христианские кресты находили в следующих местах: с. Красно-Александровское, с. Ольгинское, с. Ново-Михайловское, г. Геленджик, г. Новороссийск, г. Анапа, г. Майкоп, ст. Варениковская, ст. Шапсугская, ст. Губская, ст. Преградная, ст. Надёживская, ст. Отрадная, ст. Сторожевая.
       Таким образом, топография находок крестов, икон, христианских надписей и церквей показывает, что христианство проникло во все районы, заселённые тогда адыгами. Но наибольшей насыщенностью христианскими памятниками отличаются места, прилегающие к верховьям р. Кубани, по которым проходила важная дорога, связывавшая Северный Кавказ с христианскими очагами в Абхазии. Сравнительно густо встречаются эти памятники и в местах, прилегающих к Таманскому полуострову. Христианская проповедь за р. Кубань проникала именно из этих двух районов. Сравнительно небольшое число вещественных памятников христианства в центральной
части Закубанья и отсутствие их в горной полосе этого района свидетельствует о том, что население тех мест не столь значительно было затронуто христианской проповедью.
       Помимо распространения христианства православного толка, Римской Католической Церковью делались попытки привнести в Черкессию христианство в католической его форме. С возникновением в конце XIII и в начале XIV века генуэзских колоний на Азовском и Черноморском побережье Кавказа, начинает проникать к адыгам католичество. В Матреге (бывшей Тмутаракани) генуэзцы обосновались в начале XIV века. Генуэзские колонии сделались опорой римско-католического миссионерства среди окружающего населения. Ещё в
начале XIII века были основаны ордены францисканцев и доминиканцев, главным образом для миссионерских целей. В 1346 году в источниках упоминается первый епископ Зихии францисканец Иоанн, назначенный папой Климентом VI в Матрегу. Впоследствии здесь находилась и католическая епископия Зихии. К 1333 году относиться письмо папы Иоанна XXII, адресованное зихскому князю Верзахту, который был обращен в католичество. Папа благодарит Верзатуха за усердие в пользу католицизма.
       В 1439 году адыги имели уже одного католического архиепископа, прибывшего в Матрегу, и двух епископов. Но в основном адыги оставались под влиянием греческой религии, тесно переплетавшейся с народными верованиями. Свидетельством этого является нахождение в Матреге в XIII–XIV веках резиденции греческих митрополитов Зихской епархии. В 1396 году упоминается в Матреге “преосвященный” митрополит Иосиф.
       Вторым этапом распространения христианства на территории Адыгеи следует считать период с окончания Кавказской войны до настоящего времени. Носителями христианства в этот период в большей мере следует считать славянских переселенцев из центральных губерний Российской империи и их потомков. Первоначально их расселение шло в Прикубанье, после его присоединения к
Российской Империи в 1793 году. С этим периодом связано основание г. Екатеринодара, ряда крепостей Кубанской кордонной линии.
       Затем в период Кавказской войны шло освоение Закубанья (к которому относится современная территория Адыгеи). Были основаны
крепости, казачьи станицы, села переселенцев. Одной из таких крепостей был город Майкоп.
       После занятия русскими войсками правого берега р. Белой, было начато сооружение крепости. С 3 мая 1857 г. по январь 1858г. занятое место было обнесено валом; внутри его было построено 22 казармы для солдат и полковая церковь. Эта церковь стала первым
христианским культовым сооружением (на территории современной Адыгеи) с XV века. Дальнейшее развитие территории Северо-Западного Кавказа условиях православной христианской культуры, поставило православное христианство в ряд основных религий
региона наряду с широко распространившимся исламом.
       По данным 1895 года в Майкопе имелись православный собор и 4 церкви, монастырское подворье, единоверческая церковь, синагога и армяно-григорианская церковь. Духовенства всего 113 человек. Найдены и числовые данные распределения населения г. Майкопа по
конфессиям: православных – 34155, раскольников – 263, католиков – 161, протестантов – 24, армяно-григориан – 524, иудеев – 718, магометан (т.е. мусульман) – 65, прочих исповеданий – 74, при общей численности населения 40853 человека (6, с.82).
       В настоящее время Управлением Министерства Юстиции Российской Федерации по Республике Адыгея зарегистрировано 57 религиозных организаций. Из них 15 мусульманских; 21 христианская православная; протестантского толка 17 организаций, среди них – 1 баптистская, 6 евангельских христиан, 6 свидетелей Иеговы, 2 пятидесятников, 1 адвентистов седьмого дня.
       Зарегистрированы также: 1 Майкопская старообрядческая Поморская община Древнеправославной Поморской Церкви, 1 община Русской Православной Старообрядческой церкви, 1 религиозная организация автокефальной Армянской Апостольской Церкви, Адыгейская епархия Евангельских Христиан.
       В Адыгее действует епархия Русской Православной Церкви – Майкопско-Адыгейская во главе с архиепископом, основанная в 1992 году. Необходимо отметить, что Адыгея является единственной республикой Северного Кавказа имеющей епархию Русской Православной Церкви (за исключением РСО-Алания, но её территория находится под юрисдикцией Ставропольской и Владикавказской епархии РПЦ). Юрисдикция епархии распространяется на всей территории Республики Адыгея. Епархия насчитывает 1 собор (Троицкий кафедральный собор), 30 церковных приходов, 1 монастырь (Свято-Михайло-Афонская Закубанская общежительная мужская Пустынь-монастырь), 1 православную гимназию (Во имя Преподобного Сергия Радонежского), несколько Воскресных школ. В настоящее время в Шовгеновском районе ведётся организация женского православного монастыря.
       Опираясь на данные Всероссийской переписи населения и учитывая современные этнодемографические процессы в регионе необходимо отметить, что для Адыгеи православное христианство является стационарной конфессией. В ближайшие годы ожидается уменьшение числа и изменения возрастной структуры её последователей. Экстенсивный рост числа последователей за счёт увеличения доли лиц с превалирующей религиозной ориентацией в общей численности населения республики невозможен.

4-я часть
А.В. Гадло
«Предыстория Приазовской Руси. Очерки истории русского княжения на Северном Кавказе»

       Относительно быстрая утрата населением Южного Приазовья языческих погребальных традиций объясняется также тем, что дохристианские погребальные сооружения обитателей этого края сравнительно мало отличались от христианских погребальных сооружений. Как было отмечено выше, для дохристианских погребений были характерны положение покойника на спине лицом на восток или северо-восток, устройство земляной вытянуто-овальной ямы, которая перекрывалась камкой, деревом, каменными плитами или саманными кирпичами, и даже обкладка стенок ямы деревянными плахами, саманными кирпичами или каменными плитами, малочисленность и сравнительная бедность погребального инвентаря...
       Монеты VI и начала VII в. встречаются исключительно в Боспоре (Керчи). Монеты, имевшие хождение во второй половине VII в., появляются за его пределами. Наиболее ранняя монета — 40 нумий Ираклия и Константина II (610—641) найдена в 1939 г. в Фанагории.  
       Это единственная монета первой половины VII в. Монет второй половины VII в. несколько. Фоллис Константина III (641—668) был найден нами в 1964 г. на уровне древней дневной поверхности при раскопках жилища VI на поселении у д. Героевка.2 Перечеканенный Константином III константинопольский фоллис Фоки был найден в 1960 г. в районе Боспорской загородной усадьбы (за пределами древней Керчи, в 2 км). Фоллисы Константина IV Погоната (668—685) найдены вблизи Тиритаки (пос. Аршинцево) и в районе пос. Синягино (Джанкой). Все эти монеты медные — обстоятельство, свидетельствующее о том, что в Южное Приазовье они, скорее всего, попали вследствие торгово-денежных операций, а не в качестве сокровищ. Об активизации торговых сношений в проливе, о которой говорит нумизматический материал, свидетельствует и амфорная тара. Амфоры, которые мы датируем концом VII — началом VIII в., судя по характеру глин, представляют импорт понтийских центров.
       Период возникновения интересующих нас поселений в Южном Приазовье А.Л. Якобсон определяет концом VIII в. (второй половиной) и даже началом IX в. С этим утверждением трудно согласиться. В середине второй половины VIII в. эти поселения, несомненно, уже существовали, а их обитатели переживали экономический подъем, который выразился, в частности, в резком увеличении количества поступивших на поселения монет. При этом резко изменилось качество монет. Вторая половина VII в., как мы отметили выше, была представлена 5 исключительно медными монетами. VIII век представлен 12 монетами: 11 золотых солидов, чеканенные императорами-иконоборцами Львом III Исавром (717—741) и его сыном Константином V Копронимом (741—775), 1 золотой анонимный динар 755 / 756 г. н.э. Две арабских монеты и пять византийских найдены в одном районе — около с. Планерское. Из этих монет два золотых солида (Константина V Копронима, чеканки 741—757 гг.) и анонимный аббасидский динар времени халифа ал-Мансура были положены в погребения древнего храма,8 который вряд ли мог быть построен много позже, чем время чеканки этих монет (40—50-е годы). Вскоре после постройки он был заменен возведенной на его месте базиликой, близкой по своим архитектурным особенностям к базилике в Партените, которая была создана в годы епископства Иоанна Готского, т.е. в 50—80-е годы VIII в. Следовательно, поселение в Планерском возникло значительно раньше конца VIII в., поскольку ко времени возведения даже древнего храма оно должно было существовать и накопить экономический и идеологический потенциал для строительства столь важного общественного сооружения. По своему керамическому материалу поселение у с. Планерское ничем не отличается от других поселений Южного Приазовья, хотя в социально-экономическом смысле оно представляло собой явление исключительное, и, следовательно, нет оснований для датировки памятников с идентичным керамическим комплексом более поздним временем, чем это поселение.
       IX век в Южном Приазовье представлен двумя золотыми монетами, из которых одна чеканена Феофилом (829—842 гг.), другая —Василием I и Константином (время чеканки 869—879 гг.). Первая была найдена на Таманском городище, вторая — в районе Тиритаки. Конец IX в. представлен четырьмя потертыми медными херсоно-византийскими монетами Василия I (867—886), которые могли быть в обращении и в X в. Все эти четыре монеты найдены в одном пункте — на Таманском городище.
       Появление медной монеты в конце IX в. весьма симптоматично. На большинстве степных и приморских поселений активная жизнь прекращается именно в конце IX в. или самом начале X в. Широко распространенные в Причерноморье (Дунайская Болгария, Херсон, Западный Крым, Таманское городище, Керчь, Саркел) приземистые грушевидные амфоры с мелкоборозчатой поверхностью, хорошо датированные монетами от Василия I (867—886) до Василия II (976—1025), здесь не встречаются. Немного здесь и крымских яйцевидных круглодонных амфор с зонами мелкого рифления, которые появлялись (судя, по данным Херсона) в IX в. и в основном бытовали в X в.  
       Высокогорлые кувшины с плоскими ручками представлены здесь только ранними типами и на степных поселениях единичны. Однако на покинутых в конце IX в. поселениях, т. е. на тех поселениях, куда уже не поступала импортная тара X в., имеется грубая кухонная керамика (горшки), которая, следуя в общей традиции VIII—IX вв., отличается от нее рядом черт. Она близка к керамике слоев X—XII вв. на Таманском городище. Можно думать, что эта керамика принадлежала последним жителям поселений, оставшимся в полупокинутых деревнях, после того как прекратилось производство тарной и кухонной керамики в гончарных мастерских, обслуживавших эти некогда цветущие поселения.
       Несмотря на то что имеются свидетельства поспешного оставления жилищ (на Тепсене, у д. Героевка, Пташкино, в Тиритаке) у нас нет оснований говорить о тотальном уничтожении жителей края и полном разрушении поселений в результате внезапного вражеского вторжения. Напротив, имеются данные о том, что места покинутых и разрушенных поселений посещались их прежними обитателями, а на месте старых жилищ совершались жертвоприношения (селище у д. Пташкино).
       На поселениях в гористом юго-восточном углу Керченского полуострова, в районе с. Планерское, кое-где на Таманском полуострове (и, вероятно, в Фанагории) поселения просуществовали дольше, по-видимому, в течение всего X в. Здесь в находках представлены и грушевидные амфоры, и белоглиняная поливная керамика IX—X вв., и стеклянные браслеты середины X в. Таким образом, археологический материал свидетельствует о медленном, длительном угасании жизни на поселениях Южного Приазовья, надломленных какими-то крупными событиями конца IX в.

3-я часть
А.В. Гадло
«Предыстория Приазовской Руси. Очерки истории русского княжения на Северном Кавказе»

       Фанагория на рубеже VII—VIII вв. не только сохранила значение главного торгового центра на азиатской стороне пролива, но, возможно, на какой-то период стала и главным центром хазарской администрации в этом районе. По-видимому, разгром, которому подвергли город в 30-х годах VI в. приазовские гунны, был давно забыт, и город вновь отстроился. По-прежнему был гаванью и торжищем, куда шли суда купцов из империи и сходились кочевники из степей Северного Кавказа. Разумеется, не случайно Фанагория была избрана в это время резиденцией низложенного императора Юстиниана II. Отсюда он легко мог сноситься со своими сторонниками и следить за развитием событий на землях потерянной державы.
Археологические наблюдения показали, что расцвет средневековой Фанагории начинается именно на рубеже VII—VIII вв. В IX в.        
       Фанагория была настолько хорошо знакома византийским писателям, что они ссылались на нее как на географический ориентир в северо-восточных областях Причерноморья. В середине X в. Фанагории как города, по-видимому, уже не существовало. Константин Багрянородный не упоминает Фанагорию даже в описании пролива. Составители итиненария, которым воспользовался Константин, знали на восточной стороне пролива другой город (у него крепость — кастрон) — Таматарху, которая с этого времени превратилась в главный эмпорион Северо-Западного Кавказа, присвоив себе значение и выгоды древней Фанагории. Археологические данные говорят о том же: после разгрома и пожара в конце IX или в начале X в. жизнь в районе Фанагории едва теплилась до конца X — начала XI, а в XI в. она окончательно замерла.
       Город VIII—IX вв. был меньше античной Фанагории — весь он разместился на нижней пологой террасе у моря. Границы города сдвинулись к востоку, на верхней террасе на месте эллинистического города над средневековым городом появился некрополь. Несмотря на значительное изменение топографии, средневековый город, по мнению В.Д. Блаватского и М.М. Кобылиной, сохранял элементы древней прямоугольной планировки. При раскрытии средневековых строительных остатков здесь были выявлены следы улиц, которые шли в направлении С-Ю и В—3 и делили город на кварталы.
       Остатки жилых усадеб в большинстве своем сохранились плохо и дают представление только об общем характере строительства. Как и на Таманском городище, дома в Фанагории сооружались главным образом из самана, который клали на каменные цоколи, выложенные из рваного или тесаного камня. Наиболее характерной здесь также была кладка «в елку» без применения извести, на глине или глинисто-землистом растворе. Печи внутри жилищ были глинобитные, того же типа, что и печи Таманского городища. Дома были крыты черепицей. На некоторых керамидах имелись клейма. Среди них особенно любопытно неоднократно отмеченное в литературе клеймо, содержащее имя фабриканта, который снабжал черепицей Фанагорию, городище на плато Тепсень, Херсон и Алустон.
       Очевидно, планировка жилых домов и усадеб в городе в значительной степени зависела от социального положения и материальных возможностей их хозяев. Вполне вероятно, что наряду с одноэтажными постройками здесь могли быть и двухэтажные дома. Наряду с постройками, включающими сложный комплекс жилых и хозяйственных ячеек, были скромные жилища с одним или двумя помещениями.
       О планировке жилых усадеб в центре Фанагории VIII—IX вв. дают представление два строительных комплекса, остатки которых были открыты на Северном раскопе. Первый представляет остатки двух помещений и внутреннего дворика. Усадьба была расположена на перекрестке двух улиц, на каждую из которых был выход. Северная часть усадьбы не сохранилась, но общая площадь ее была, по-видимому, около 100 кв. м. В плане усадьба представляла квадрат, его северная половина была занята двориком, в центре которого была вымостка, а вдоль стен, возможно, шли деревянные навесы. Дворик, по-видимому, напоминал атриум античных усадеб. Южную часть квадрата занимали жилые помещения одинаковой площади (3,25Х2,25 м). Они были разделены проходом во двор с южной улицы. В этот проход выходили двери из помещений. При расчистке здесь были найдены четырехугольные каменные базы с круглой выемкой — опоры деревянных столбов или колонн. Вторая усадьба сохранилась значительно хуже: северная часть помещений и двор не сохранились.  
       Ориентирована усадьба также на север. Ее южная стена была раскрыта на протяжении 9 м (протяженность первой усадьбы 9,75 м). С севера к ней примыкали остатки четырех помещений, которые были разделены сплошными поперечными стенами. Несмотря на то, что северные части помещений не сохранились, с большой вероятностью можно предполагать, что выходы из них были также на север и вели во внутренний дворик, подобный дворику первой усадьбы.
       Сравнивая данные о двух усадьбах Фанагории, которые, по-видимому, датируются IX — началом X в. с данными о строительстве сельских и раннегородских поселений в Южном Приазовье, неизбежно убеждаешься в значительном их различии. По существу организация усадьбы в средневековой Фанагории ничем не отличается от усадеб античного Херсонеса, городов Боспора, Ольвии и т. п.6 Новым здесь является только прием кладки «в елку» (так, в частности, были сложены стены первой усадьбы, где сохранилось четыре ряда кладки), неизвестный в Причерноморье до VIII в. И в то же время планировка жилых усадеб Фанагории отличается (насколько об этом можно судить по имеющемуся в настоящее время небольшому материалу) от планировки домов VIII—X вв. (и более позднего времени — X—XII вв.) на Таманском городище, на Тепсене и в Тиритаке.

2-я часть
А.В. Гадло
«Предыстория Приазовской Руси. Очерки истории русского княжения на Северном Кавказе»

Несмотря на то, что работа Н.П. Ламбина была подвергнута резкой критике (С.А. Гедеонов, Д.И. Иловайский, В.Г. Васильевский, Д.И. Багалей), данная им характеристика Приазовской (Черноморской) Руси как многоязычной, разноплеменной, полувоенной, полукупеческой, полуразбойничьей вольницы, возглавляемой варяго-руссами и основанной одним из первых русских князей, была усвоена русской историографией. Именно эта характеристика Приазовской Руси заключала в себе норманнистский антитезис, выдвинутый в дискуссии с антинорманнистами против концепции сплошного исконного заселения Юго-Востока славянами...
Е.Е. Голубинский попытался расширить круг косвенных свидетельств в пользу существования Приазовской (у него — Азово-Таврической Руси). «Несомненным доказательством», по его мнению, являются «названия мест, сохранившиеся даже до довольно позднего времени», т.е. данные позднесредневековой северо-причерноморской топонимики. К уже неоднократно использованным до него арабским известиям «о море русов» и «русском острове» где-то на севере известной арабам ойкумены он прибавляет сообщения ал-Идриси (XII в.) о городе Русия (Росия) и топониме из итальянских периплов XIV—XVII вв. — Varangolimena, Casar di Rossi и др., свидетельства важные, но отнюдь не решающие вопроса о населении Приазовья до X в.
Е.Е. Голубинский полагал, что русы, явившиеся в 839 г. в Ингельгейм ко двору императора Людовика, были русы Азово-Таврические, поскольку их правитель носил заимствованный у хазар титул — каган. Из этого он делал вывод, что «в Тавриде» русы обосновались задолго до 839 г. На Тамани варяго-русы, полагал он, слились в один народ с родственными им христианами-готами, и, следовательно, «роушьские письмены», найденные в Херсоне Кириллом, — это готские богослужебные книги в руках варяго-руса с Тамани. Упомянутая патриархом Фотием первая русская епископия, по его мнению, находилась в Тмуторокане и была преемницей греческой епископии, которая существовала у готов-тетракситов до прихода варяго-русов (норманов) на Тамань.
Одним из наиболее активных поборников Приазовской (Азово-Черноморской) Руси в 70—80-х годах XIX в. был Д.И. Иловайский. Ему принадлежит основанная на идеях Ю. Венелина и П.Г. Буткова стройная концепция южного, славяно-болгарского, происхождения Руси...
Приазовская Русь Д.И. Иловайского идентична, как и у П.Г. Буткова, славянской Черной Болгарии, т.е., по его мнению, остаткам славянского Болгарского союза, разгромленного в 70-х годах VII в. хазарами, и Артании — «третьему центру Руси» арабских источников. Именно эту «русь» византийцы, по его мнению, называли в X в. скифами или тавроскифами...
В.А. Пархоменко полагал, что к моменту сложения Русского государства (VIII—IX вв.) восточное славянство состояло из трех больших групп: северо-восточной, юго-восточной и юго-западной, в каждую из которых входили предки позднее определившихся летописных племен. Юго-восточная (хазарская) группа с VI в. обитала к северу от Азовского моря. В ее состав входили будущие поляне, северяне, вятичи и радимичи, которые составляли военный союз. Византийское название этого союза и входивших в него племен — анты. Позднее те же византийцы называли эти племена (Фотий, Амартол и др.), а восточные авторы — Артанией. Юго-Восточная Русь входила в состав Хазарской державы. «Пребывая в лоне Хазарского царства, славяне-русы, видимо, пользовались, как объединяющим торгово-политическим центром, его столицей — городом Итиль... Но, позаимствовав от хазар начало государственности, вероятно, не позже второй половины VIII в.... уже во второй половине IX в. Юго-Восточная Русь должна была образовать свой самостоятельный центр, каковым по летописным данным к началу XI века оказалась Тмуторокань, — весьма возможно, не первый по времени центр культурно-политической жизни этой Руси».56 Таким образом, Тмуторокань, который, по В.А. Пархоменко, возник не позже конца IX в., — это самостоятельный культурно-политический центр Юго-Восточной славянской Руси...
Последним приверженцем линии Г. Эверса — Д.И. Иловайского следует признать Г. Вернадского, который, как и его ближайший предшественник В.А. Пархоменко, в поисках колыбели русской государственности наткнулся на идею о Приазовской Руси.58 Развитая в 40—50-х годах XX столетия концепция Г. Вернадского значительно сложнее односторонней антинорманнистской концепции его предшественников. Г. Вернадскому на почве Приазовской Руси удалось сконструировать изящную, хотя и эклектическую, гипотезу о существовании Асо-славяно-норманнского каганата в Тмуторокане, откуда он начинает историю Русского государства...
В.В. Мавродин попытался объяснить отсутствие славяно-русских древностей на Юго-Востоке до конца X в. местным своеобразием материальной культуры приазовских русов. «Материальная культура, быт, обычаи, одежда и т.д. этих русов-славян носят местный характер... Они кавказцы, а следовательно, отличаются от славян средней полосы», — писал В.В. Мавродин...
Концепция М.И. Артамонова была значительно подкреплена С.А. Плетневой, изучавшей керамику Таманского городища из раскопок Б.А. Рыбакова, проводившихся в 1952—1955 гг. С.А. Плетнева показала, что «оживление» Таматархи — Тмутороканя связано с распространением власти хазарского каганата на Южное Приазовье. Вместе с хазарами здесь появилась салтово-маяцкая культура, которую С.А. Плетнева приписывает аланской и болгарской этническим группам. Пришедшие вместе с хазарскими властями новые поселенцы, по мнению С.А. Плетневой, в этнокультурном отношении поглотили «несомненно преобладавшее местное население», ибо интенсивно развивающееся в хазарский период гончарное производство, как выяснила С.А. Плетнева, совершенно не было связано с керамическими традициями предшествующего периода...

1-я часть
А.В. Гадло
«Предыстория Приазовской Руси. Очерки истории русского княжения на Северном Кавказе»

       Московские историки середины XVI в. приписывают эту мысль самому Ивану Грозному: «И въспоминая царь и великий князь древнее свое отечество, яже прежебывыи его родители... великий князь Владимир... разделяя области на части детем своим и ту Азторохань, тогда именовалася Тмуторокань, и да ее сыну своему Мстиславу...»
       Еще М.В. Ломоносов считал древних болгар одним из славянских народов. В первой половине XIX в. эту линию продолжил П.Г. Бутков, взгляды которого также представляли синтез норманнистских и антинорманнистских построений. Он полагал, что с середины V в. н. э. Приазовье было заселено болгарскими (т. е. славянскими) племенами, которые после покорения их хазарами получили имя черных (в его толковании, подвластных) болгар. Завоевание Тмутороканя и Приазовья Киевом он связывал с походом Святослава (965 г.), но в то же время считал, что «руссы еще до Святослава имели пристанища свои при устье Боспора Киммерийского у обитателей тамошних: или готов-тетракситов, соплеменных рюриковым руссам, или у черных булгар... соплеменников славянских...»
       Сущность концепции С.А. Гедеонова заключалась в следующем. Черноморская Русь, обитатели которой были известны в средневековых греческих источниках под именем тавроскифов, находилась на восточном берегу Крымского полуострова. Часть этой Руси со времени Олега и Игоря, «вероятно, состояла к Киеву в данничьем отношении по примеру Древлянской земли», другая часть находилась под греческим протекторатом. Между Первой и Второй болгарскими войнами (между 969 и 971 гг.) Святослав совершил поход на Крымский берег с целью «окончательного присоединения к варяжской державе (т. е. к Киеву. — А.Г.) Восточной Руси». Результатом похода было появление нового, «Тмутараканского» княжества...
       Под давлением С.А. Гедеонова А.А. Куник отступил. Он признал (1874 г.), что из «Записки» («Аноним Газе») в сопоставлении с договором 944 г. и свидетельством современного арабского писателя Масуди ясно усматривается, в какую именно раннюю эпоху русское владычество распространилось на берегах Крыма и на Азиатской стороне Боспора Киммерийского. Он признал также, что в договоре 944 г. «намекается на владение русского великого князя на Киммерийском Боспоре или неподалеку от него», что «на какое-то прочно утвердившееся русское владение в каком-нибудь восточном углу Черного моря, или на Азовском море, указывает статья в Олеговом договоре» относительно помощи «греческой кубаре», повторенная в договоре 944 г...
       Отсутствие упоминаний об этом русском владении у Константина Багрянородного Н.П. Ламбин объясняет с чрезвычайной легкостью. Он считает, что под именем Алании у него «сокрыта почему-то» Русь Черноморская, лежавшая, как он полагает, у берегов Керченского пролива, а под титулом властодержца Алании подразумевается русский князь — вассал Игоря. За этими предположениями следует вывод: «Итак, рассмотренные нами статьи Игорева договора указывают на исторический факт, не подлежащий ни малейшему сомнению, и притом чрезвычайно важный, хотя и не замеченный никем доселе; а именно, что то русское княжество, которое, под названием Тмутараканского, впервые упоминается в летописи под 988 г. и которого основание обыкновенно, впрочем, только по догадке, приписывают Святославу, существовало уже в первой половине X в. под управлением вассала князя Киевского Игоря, и уже тогда, как видно, служило сборным пунктом, откуда русские князья, упоминаемые в договоре, тревожили область Херсонскую и откуда выходили, без сомнения, и те полчища руссов, которые, по известным восточным писаниям, опустошали Прикаспийские страны». П.П. Ламбин характеризует русское княжество на берегах Керченского пролива как разбойничий притон, обитателями которого были варяго-руссы, черноморские готы, черные болгары и горды западного Кавказа. Образование этого «притона» — Черноморской Руси (Тмутороканя) — он относит к промежутку между 884 и 906 гг. Как Г. Эверс и С.А. Гедеонов, он полагал, что статья Олегова договора (911 г.) «о кубаре греческой» прямо свидетельствует о существовании русского владения в Киммерийском Боспоре...

Вестник
Кабардино-Балкарского института
гуманитарных исследований
Нальчик, 2015
Бубенок О.Б.
Касоги в Киеве

       В статье акцентируется внимание на том, что древнерусские летописи практически молчат о присутствии касогов в Древнем Киеве. Однако известно, что в конце Х в. и в определенные периоды XI в. киевские князья устанавливали свой непосредственный контроль над Тмутараканью. Поэтому можно доверять сообщениям некоторых летописей, согласно которым после похода 965 г. князь Святослав мог поселить в Киеве часть побежденных им ясов и касогов. Также вероятно, что на стенах Софии Киевской мог оставить граффити сын касога, переселившегося в XI в. в Киев из Тмутаракани. Кроме того, в Поучении Владимира Мономаха упомянуто слово унеин, которое могло попасть к Владимиру от касогов еще до его правления в Киеве. Миграции касогов в Киев носили индивидуальный характер, поэтому там они быстро были ассимилированы славянами...
       Однако значительно более древней считается Новгородская Первая летопись, которая представляет собой группу дошедших до нас летописных новгородских памятников или списков, близких по содержанию. Этот оригинальный памятник был полностью опубликован в середине ХХ в. и сразу же привлек внимание исследователей из-за ряда пассажей. К их числу следует отнести и информацию о походе Святослава в 965 г.: «Одоле Святослав Козаром, и град их Белу вежю взя. И Ясы победи и Касоги, и привиде Кыеву». При этом издатели допускают, что вместо «привиде Кыеву» возможен вариант «привиде къ Кыеву»...
       Следует отметить, что памятники салтовской культуры на территории Древнего Киева до сих пор большая редкость, но они иногда встречаются. Можно, например, вспомнить, что в конце XIX в. в Киеве на улице Прорезной были обнаружены катакомбы, но с трупосожжениями в урнах, что очень необычно для салтовской культуры. Однако это не помешало М.К. Каргеру высказать предположение, что тут мы имеем дело с памятником салтовской культуры...
       Не меньший интерес представляют недавние исследования киевскими археологами остатков так называемого Жидовского города, расположенного недалеко от ул. Прорезной на территории Копырева конца, что в районе нынешней Львовской площади. По наблюдениям исследователей данного памятника, «открытые на городище остатки крепостной стены имеют много общего с фортификационной стеной на Теплинском городище, входившем в состав Хазарского каганата. Это городище располагалось на р. Северский Донец... На этом перечень памятников салтовского типа на территории Киева можно считать исчерпанным. Вполне возможно, что в Древнем Киеве процент выходцев из Хазарского каганата был незначительным...
       Новый же этап в переселениях касогов в Киев следует связывать с основанием Тмутараканского княжества на Тамани. Обычно исследователи обращают внимание на то, что Тмутараканское княжество, или волость, на протяжении длительного времени находилось либо под контролем черниговских князей, либо здесь властвовали князья-изгои. Однако не всегда акцентировалось внимание на том, что Тмутаракань в определенные периоды была под непосредственным контролем киевских князей. Именно такие прямые контакты должны были способствовать переселению касогов из Тамани в Киев. Рассмотрим в хронологической последовательности попытки Киева установить свой непосредственный протекторат над Тмутараканью...
       Получается, что до смерти черниговского (бывшего тмутараканского) князя Мстислава Тмутаракань находилась под его непосредственным управлением. Только неизвестно, к кому перешел контроль над Тмутараканью после 1036 г., когда умер Мстислав и единовластным правителем Руси стал киевский князь Ярослав Владимирович. В.Н. Чхаидзе относительно этого высказался следующим образом: «В результате известных событий с разделением Руси между братьями возникает система дуумвирата. Тмутараканью же продолжают управлять назначаемые из Чернигова (после смерти Мстислава в 1036 г. – из Киева) посадники, одним из которых мог быть сын Мстислава – Евстафий (ум. 1031 г.). Тмутаракань утратила свой кратковременный княжеский статус. И последующие за Мстиславом князья уже не обладали теми правами, которыми пользовался на Руси Мстислав»29. Таким образом, получается, что под контролем киевского князя Ярослава Владимировича Тмутаракань могла находиться с 1036 г. буквально до его смерти в 1054 г., т.е. чуть менее 20 лет...
       Не может быть сомнений в том, что при киевских князьях Владимире Святославиче, Ярославе Владимировиче и Всеволоде Святославиче касоги переселялись в Киев с Таманского полуострова. Однако древнерусские летописи прямо об этом не пишут. Но есть свидетельство иного рода, которое прямо подтверждает такие миграции. Речь идет об обнаруженной на стенах Софии Киевской надписи. Надпись находится в южной наружной галерее собора и вместе другими граффити была нанесена на фреску «Онуфрий». Здесь мы имеем четыре строки, написанные крупными, но не всегда разборчивыми, буквами. Первый ее исследователь С.А. Высоцкий предложил перевести ее на современный русский язык следующим образом: «Дедильие (?)-касожич. Уходя от святых, я бо, господи, надеюсь прийти к тебе на воскрешение. Ох, душа моя!»...
       Но, как нам известно, именно в этот период прекратились прямые связи Киева с Тмутараканью. Такую датировку надписи они обосновывают широким распространением христианства среди касогов именно в то время. Это они подкрепляют следующей информацией: «Княживший в это время в Тмутаракани Олег Святославич (1083–1094) около 1084-го или 1088 г. возвел на Зихскую кафедру русского архиепископа, монаха Киево-Печерского монастыря Николая...
       И Зихская епархия, и Русская церковь одинаково были подчинены Константинопольскому патриарху. ...В данном контексте обнаруженная в Киевской Софии надпись чрезвычайно интересна и важна. Она составлена касогом-христианином, носящим славянское мирское имя Дедилец». Таким образом, исследователи дают понять, что касог Дедилец прибыл из Тмутаракани в Киев поклониться святым местам...

                                 Готовим на мангале блюда степных и горских народов Кавказа

                                                               бульон а-ля «Шурпа»

                                                 Подробнее на сайте bloknot-novorossiysk.ru

                              Мясо по-горски на сайте etokavkaz.ru  кавказский бефстроганов

                                                          Сохта: блюдо горских пастухов

                                            «Витаминный удар», или Три напитка для казака

                               Первое, второе и компот: готовим сытный карачаевский обед

Ногмов Ш.Б.
История адыхейского народа
Нальчик, 1994
стр. 59-62

...прежние места жительства кабардинцев, покинувших в VII столетии снова Крым и занявших остров, образуемый обоими рукавами Кубани при самом ее устье, и ныне еще называемый татарами «Кизыл-таш», то есть красный камень.
       Но и здесь пребывание их продолжалось недолго, и они вскоре передвинулись, под начальством Инала, родоначальника всех кабардинских князей, далее на восток и расселились вдоль по Кубани в нынешней Кабарде, где подчинили себе другие черкесские племена.
       По преданиям, сохранившимся у осетин, черкесы до прихода из Крыма кабардинских князей назывались казахами, имя, которое они удержали за собой и в устах мингрельцев, и теперь еще называющих их казах-мепе, то есть царями казахов. С этим согласуется и свидетельство Константина Багрянородного, который называет землю черкес, прилегающих к Черному морю, Сихией, а вышележащую страну Казахией, которая граничит с землей аланов, или осетин...
       По истреблении Хазарского царства, существовавшего на Дону, некоторые из этого народа нашли убежище между нами, что напоминает родовое прозвание некоторых уорков. Фамилия Хазар еще существует среди нас...
       Еще осталось в памяти народной, что некоторые фамилии вели свой род от сарматов и потому носят название Шармат...
       Не лишним будет исчислить здесь названия, под которыми были известны нашим предкам окружающие нас народы: они называли греков — гирге и аллиг; Грецию — Аллиг; римлян и итальянцев вообще — рум; хазар — хаза и каза; Тмутараканское княжество — Таматаркаем; гуннов и впоследствии калмыков — тургутами; крымских киммериан — кимиргенами; турок — темигами; маджаров — гурт. В преданиях и песнях сохранилось еще имя, которое можно отнести к одному из готфских племен. Это слово уард или варда. Оно встречается в следующих выражениях: варде — старые вардские дома; варде ходесш — подобно варду; уарде аеш хахуш — мужчина как вардская кость; варде сорейсш — как вардский двор. Это сравнение с вардами имеет смысл великого, сильного, могучего.

                               Полезные ссылки по касожской теме

Город "Росия" Тмутороканского княжества, ст. Голубицкая

«Белые» и «черные»: как различались жители Хазарии

Чем казачья лезгинка отличается от горской

Город Инала. Городище "Синджир"

Мавродин В.В.
Очерки истории Левобережной Украины
СПБ, 2002
стр. 52-54

       Предположение М.И. Артамонова о савиро-болгарском происхождении создателей салтово-маяцкой культуры несомненно является вполне обоснованным..
       Мы не представляем себе полукочевых насельников лесостепной полосы VIII-IX вв., живущих изолированно от соседей славян. Не случайно обилие находок  вещей салтово-маяцкого типа далеко за пределами распространения городищ, не случайно исчезновение одновременно салтово-маяцких поселений и раннеславянских городищ IX-X вв. на среднем Дону (имеется в виду Борщевское городище). Их постигла одна и та же участь. Все это говорит о наличии каких-то связей между славянами и савиро-болгарским населением лесостепной полосы...
       В лесостепи по Дону и Донцу жили славянские и славянизирующиеся племена и группы; с другой стороны, не чуждым было славянству и неславянское население степей — «ясы». В них не следует обязательно усматривать только алан-осетин («ирон»), ибо, например, у самих осетин болкары носят название «ассы». Принимая во внимание наличие болгарского элемента среди населения салтово-маяцкой культуры и болгаро-савиро-аланский характер вещественных памятников Северного Кавказа, возможно предположить, что и «ясы» наших летописей не только аланы-осетины, но и болгары, и именно черные болгары.
       О «ясах» летописи упоминают в связи с походами князей не только на Кавказ, но и в степи, и именно эти упоминания заставляют считать «ясов», наравне с печенегами и половцами, жителями степей. Черные болгары издавна оседали в Северской земле, растворялись среди местного земледельческого славянского населения и, вероятно, передали ему само свое название «савир», «савар», «север», как это и было у их западных соплеменников в земле дунайских славян. С другой стороны, в древнейшую эпоху славяне проникали вглубь степей, скрещиваясь с туземным населением и ассимилируя часть его в своей среде. Позднее, после возникновения Киевского государства, дружины приднепровских славян сумели подчинить себе остатки ослабевших кочевников и полуоседлых потомков савиров — черных булгар.

Остроги это шпоры по-древнеславянски

Кирпичников А.Н.

Снаряжение всадника и верхового коня на Руси в IX - XIII вв.

стр. 147-159

Слово «плеть» впервые встречается в русском документе 1073 г., «кнут» — 1442 г. Археологические данные определяют появление этих приспособлений в конной практике примерно с IX в. На территории Древней Руси по нашим подсчетам найдено 47 металлических и костяных частей плетей IX—XIII вв., представляющих их рукояти и навершия. Мягкие стегающие бичи нигде не сохранились...

Плети в археологических находках долгое время не могли правильно опознать и считали то боевыми кистенями, то навершиями знамен, то трещотками, то коновальным инструментом...

Судя по городищенским и погребальным комплексам, в которых найдены части плетей IX— XIII в., последние использовались в качестве универсального средства управления как при верховой езде, так и во время специально военной езды. Характерно, однако, что большинство остатков плетей из курганов найдено в сочетании с оружием...

Способ езды по-восточному проник на Русь от степных соседей, особенно развился в послемонгольское время и местами (например, в казачьем войске) дожил до наших дней. 5 Восточной манере езды присущи опора полусогнутыми ногами на стремена (всадник почти стоит на стременах), легкое седло без заметно выраженной задней луки, управление конем главным образом при помощи плети, отсутствие шпор. По-восточному ездили, например, черные клобуки Поросья и, возможно, некоторые легковооруженные русские стрельцы...

Переходим к описанию затыльников плетей с клювовидным выступом и долевым отверстием для пропуска мягкого бича. Происхождение этих форм неясно. Пока самые ранние навершия найдены в хазарском и отчасти в славянском слоях Саркела—Белой Вежи. Возможно, они указывают на южные пути происхождения такого рода приспособлений. В степных и лесостепных кочевнических курганах они относятся к XI—XIII вв...

Появившись в IX в. на Руси, плети на первых порах играли в конно-военной езде заметную роль, которая в дальнейшем снизилась в связи с выдвижением рыцарской кавалерии, оснащенной шпорами. Употребление плетей стойко сохранялось лишь у черноклобуцких федератов и, возможно, у некоторых легковооруженных стрельцов. Что касалось вообще верховой езды, то здесь популярность плетей не уменьшалась и вызвала в XII—XIII вв. потребность в изготовлении новых простых и незатейливых форм рукоятей и затыльников...